Мандарины

— О! Роза была такой красивой, — с грустью сказала Надин. — В Розу даже педик мог влюбиться. Ты не понимаешь, — нетерпеливо продолжала она, — Ламбер испытывает ко мне дружеские чувства, верно, но точно так же, как испытывал бы их к мужчине. Впрочем, оно и к лучшему. У меня нет желания замещать кого-то. — Она вздохнула: — Парням слишком везет; Ламбер по всей Франции намерен собирать материал для большого репортажа: восстановление разоренных регионов и прочее. Он купил себе мотоцикл. Ты бы видела его: он принимает себя за полковника Лоуренса ^{75}, когда разъезжает на своей железяке, — с раздражением добавила она.

В ее голосе было столько зависти, что это подсказало мне одну идею. На следующий день после обеда я зашла в «Эспуар» и спросила Ламбера.

— Вы хотите поговорить со мной? — любезным тоном сказал он.

— Да, если у вас есть минутка.

— Хотите подняться в бар?

— Хорошо.

Как только бармен поставил передо мной грейпфрутовый сок, я пошла в наступление:

— Говорят, вы будете собирать материал по всей Франции для большого репортажа?

— Да, я еду на мотоцикле через неделю.

— А не могли бы вы взять с собой Надин? Он взглянул на меня с некоторым упреком:

— Надин хочет ехать со мной?

— Она умирает от зависти, но никогда не попросит вас первой.

— Я не предложил ей этого, потому что был бы очень удивлен, если бы она согласилась, — сказал он напыщенно. — Она не часто соглашается с тем, что я ей предлагаю; впрочем, в последнее время я редко с ней виделся.

— Знаю, — сказала я, — она болтается в обществе Венсана и Сезенака; для нее это не лучшая компания. — Поколебавшись, я торопливо добавила: — И даже опасная компания; потому-то я и пришла к вам: раз вы питаете к ней дружеские чувства, увезите ее подальше от этих людей.

Выражение лица Ламбера внезапно изменилось; он выглядел очень юным и очень беспомощным.

— Не хотите ли вы сказать, что Надин принимает наркотики? Такое подозрение вполне меня устраивало, я сдержанно сказала:

— Не знаю; я не думаю, но с Надин может случиться все что угодно. Она на перепутье. Скажу вам откровенно: мне страшно.

Ламбер с минуту молчал, он казался взволнованным.

— Я был бы очень счастлив, если бы Надин поехала со мной, — признался он.

— Тогда попробуйте. И не отступайте: полагаю, сначала она откажется, такая уж она есть. Но вы настаивайте, возможно, вы спасете ей жизнь.

Три дня спустя Надин небрежно сказала мне:

— Представь себе, этот несчастный Ламбер хочет взять меня с собой в поездку!

— По всей Франции в связи с репортажем? Это будет очень утомительно, — ответила я.

— О! На это мне плевать. Но не могу же я бросить редакцию на две недели.

— Ты имеешь право на отпуск, вопрос не в этом. Но если тебе не хочется...

— Заметь, это было бы очень интересно, — сказала Надин. — Но три недели с Ламбером — слишком дорогая цена.

Главное, не следовало показывать, что я подталкиваю ее к этому путешествию.

— С ним действительно так скучно? — невинным тоном спросила я.

— С ним вовсе не скучно, — с раздражением ответила она. — Но он до того боязливый, до того чопорный, его все шокирует. Если я вхожу в бистро с дыркой на чулке, он строит такую рожу! Да что там, настоящий папенькин сынок! Ты знаешь, что он помирился с отцом? — продолжала она. — Какая бесхарактерность!

— Боже мой! Как быстро ты готова осудить любого! — возмутилась я. — Что тебе доподлинно известно об этой истории? И об отце Ламбера, и об их отношениях?

Я говорила с таким жаром, что Надин на мгновение была сбита с толку. Когда я действительно в чем-то убеждена, я умею убедить и ее; таким образом я наложила отпечаток на ее детство, но обычно, уступив мне, она хранила столько обиды, что я избегала использовать свое влияние. Однако сегодня меня приводило в отчаяние ее упрямое стремление перечить самой себе.

Она неуверенно сказала:

— Ламбер не может обойтись без своего дорогого папочки: сущий инфантилизм. Если хочешь знать, именно это меня и раздражает в нем: он никогда не станет мужчиной.

— Ему двадцать пять лет, и позади у него непростое отрочество. Ты на собственном опыте знаешь, как нелегко добиться самостоятельности.

— Ну я — совсем другое дело, я — женщина.

— И что? Быть мужчиной ничуть не легче. От мужчины сегодня столько всего требуют, и ты в первую очередь. У них молоко еще на губах не обсохло, а они должны изображать из себя героев. Это обескураживает. Нет, ты не имеешь права проявлять такую строгость по отношению к Ламберу. Скажи лучше, что ты не ладишь с ним, что это путешествие тебя не увлекает, тогда дело другое.

— О! В каком-то смысле путешествия всегда меня влекут.

Через два дня Надин заявила мне с то ли разъяренным, то ли польщенным видом:

— Этот тип невыносим! Он меня шантажирует. Говорит, что быть корреспондентом мирного времени — такое ремесло наводит на него тоску, и, если я не поеду с ним, он тоже откажется.

— Как же быть?

— Что ты-то об этом думаешь? — спросила она с невинным видом. Я пожала плечами:

— Да умеет ли он водить мотоцикл? Эти штуки очень опасны.