Мандарины

— Когда-нибудь я, возможно, приду к этому, — сказал Дюбрей с лукавым видом. И решительно переменил тему: — Послушайте, я хотел вас предупредить: вчера у меня была странная встреча. Явился малыш Сезенак. Не знаю, что вы ему сделали, но он не желает вам добра.

— Я выставил его из «Эспуар», но уже давно, — ответил Анри.

— Он начал с того, что стал задавать мне множество бессмысленных вопросов: не знал ли я некоего Мерсье, находились ли вы в Париже уж не помню в какой день в тысяча девятьсот сорок четвертом году. Прежде всего, я ничего не помню, и потом, какое ему до этого дело? Я довольно сухо оборвал его, и тогда он выдумал несуразную историю.

— Обо мне?

— Да. Этот парнишка фантазер, он может быть опасным. Он рассказал мне, что вы дали ложные показания, дабы оправдать осведомителя гестапо; вас будто бы шантажировали через малютку Бельом. Надо помешать ему распространять подобные слухи.

По тону Дюбрея Анри с облегчением понял: он ни на минуту не предположил, что Сезенак сказал правду; достаточно было с улыбкой бросить небрежную фразу, и дело было бы улажено, но ему не приходила на ум нужная фраза. Дюбрей не без любопытства взглянул на него:

— Вы знали, что он до такой степени ненавидит вас?

— Не то что он особо меня ненавидит, — ответил Анри. И вдруг добавил: — Дело в том, что его история правдива.

— Вот как? Правдива? — повторил Дюбрей.

— Да, — отвечал Анри. Он вдруг почувствовал себя униженным при мысли о лжи. В конце концов, раз сам он довольствуется правдой, остальным тоже не следует проявлять отвращение: то, что было достаточно хорошо для него, сойдет и для них. И он продолжал с некоторым вызовом: — Я дал ложные показания, чтобы спасти Жозетту, которая спала с немцем. Вы так часто упрекали меня за мой морализм, теперь вы видите: я делаю успехи, — добавил он.

— Так это правда, что Мерсье осведомитель? — спросил Дюбрей.

— Правда. Он полностью заслуживал расстрела, — сказал Анри и взглянул на Дюбрея: — Вы находите, что я совершил подлость? Но я не хотел, чтобы жизнь Жозетты была погублена. Если бы она открыла газ, я себе этого не простил бы. В то время как, признаюсь, мне не мешает спать, если на земле одним Мерсье будет больше или меньше.

Дюбрей произнес в нерешительности:

— И все-таки лучше, если одним меньше, а не больше.

— Разумеется, — согласился Анри. — Но я уверен, что Жозетта покончила бы с собой: разве мог я позволить ей погибнуть? — с жаром сказал он.

— Нет, — согласился Дюбрей. Он казался растерянным. — Вам, верно, пришлось пережить скверный момент!

— Я решился почти сразу же, — отвечал Анри. Он пожал плечами: — Я не говорю, что горжусь содеянным.

— А знаете, что доказывает вся эта история? — внезапно оживился Дюбрей. — Что никакой внутренней морали не существует. Еще одна из тех вещей, в которые мы верили и которые не имеют ни малейшего смысла.

— Вы думаете? — сказал Анри. Ему определенно не нравился тот способ утешения, к которому прибегал сегодня Дюбрей. — Я оказался зажатым в угол, это правда, — продолжал он. — В тот момент у меня не было выбора. Но ничего бы не случилось, если бы не моя связь с Жозеттой. Думаю, тут и крылась ошибка.

— Ах, нельзя же во всем себе отказывать, — с некоторым нетерпением возразил Дюбрей. — Сам по себе аскетизм — это хорошо, если он, конечно, не навязан; но тогда необходимо получать позитивное удовольствие где-то еще, а в мире, таком, каков он есть, удовольствий не так уж много. Скажу вам больше: если бы вы не спали с Жозеттой, то вас мучили бы сожаления, которые заставили бы вас наделать другие глупости.

— Вполне возможно, — согласился Анри.

— В искривленном пространстве нельзя провести прямую линию, — сказал Дюбрей. — Невозможно достойно жить в обществе, лишенном достоинства. Тебя всегда прижмут тем или иным способом. Еще одна иллюзия, от которой нам следует избавиться, — пришел он к выводу. — Нет приемлемого личного спасения.

Анри в растерянности посмотрел на Дюбрея.

— Что же нам в таком случае остается?

— Думаю, мало что, — отвечал Дюбрей.

Наступило молчание. Анри не чувствовал удовлетворения от такой обобщенной снисходительности.

— И все-таки мне хотелось бы знать, что бы вы сделали на моем месте? — спросил он.

— Не могу вам этого сказать, потому что я не был на вашем месте, — ответил Дюбрей. — Вы должны мне все подробно рассказать, — добавил он.

— Я все вам расскажу, — сказал Анри.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ