– Но бок о бок с эллином, нам приходится жить с «ромои». Возможно, я должен обратить ваше внимание, капитан, на то, что это слово первоначально означало «римлянин». Это те качества, которые мы получили от ваших предков, не сделавших ни единого технологического улучшения за сотни лет владычества, зато порабощавших целые нации с величайшим пренебрежением к морали. «Ромои» – люди, очень похожие на ваших фашистов, так что вы почувствуете себя с ними непринужденно… ну разве что лично вы, как мне кажется, не причастны ни к одному из их пороков. «Ромои» – импровизаторы, они ищут власти и денег, они не рациональны, потому что действуют по интуиции, инстинктивно и потому все портят. Они не платят налогов и подчиняются закону только тогда, когда нет другого выбора, на образование смотрят как на возможность выдвинуться, всегда в собственных интересах скомпрометируют идеал, еще им нравится напиваться, петь, плясать и разбивать бутылки о головы друг друга. Они злобны и жестоки – настолько, что я могу лишь сказать: они весьма неблагоприятно сравнимы с вашим отравлением туземцев в Эфиопии газом и вашими бомбежками полевых госпиталей Красного Креста. Единственная точка соприкосновения этих двух сторон грека – место, на котором висит ярлык «патриотизм». «Ромои» и эллин одинаково с радостью умрут за Грецию, но эллин будет сражаться мудро и гуманно, а «ромои» использует любую хитрость и жестокость и с радостью пожертвует жизнями своих же людей – совсем как ваш Муссолини. По сути, они подсчитывают славу по числу посланных на смерть, и бескровная победа для них – разочарование.
Капитан смотрел на доктора весьма недоверчиво.
– Так что вы хотите сказать? Что в Пелагии есть сторона, о которой я не знаю и которая сильно потрясла бы меня, если бы я узнал о ней?
Доктор наклонился и потыкал пальцем воздух.
– Вот именно это самое. И еще: во мне тоже есть эта сторона. Вы никогда не видели ее, но она во мне есть.
– При всем уважении, дотторе, я этому не верю.
– Очень рад, что не верите. Но в свои искренние моменты я-то знаю, что правда.
Они помолчали, и доктор присел к столу, чтобы снова зажечь свою отказывающуюся от сотрудничества трубку с возмутительной смесью мать-и-мачехи, лепестков розы и другой травы, которой не удавалось даже приблизиться к табаку. Он закашлялся и сильно поперхнулся.
– Я люблю ее, – сказал, наконец, Корелли, словно это служило решением проблемы – а для него так оно и было. Внезапно у него возникло подозрение.
– Вы не хотите потерять ее, правда? И пытаетесь обескуражить меня?
– Вам придется жить здесь, вот и все. Если бы она уехала в Италию, она бы умерла от тоски по дому. Я знаю свою дочь. Придется вам выбирать между любовью к ней и тем, чтобы стать музыкантом.
Доктор вышел из комнаты – больше для риторического эффекта – и сразу вернулся.
– И вот еще что. Это очень древняя земля, и две тысячи лет на ней мы не знали ничего, кроме кровопролития. Жертвы, войны, убийства – одни лишь дурные смерти. У нас так много мест, полных ожесточившихся привидений, что любой, кто проходит мимо или живет в таких местах, становится бессердечным или душевнобольным. В Бога я не верю, капитан, и я не суеверен, но в привидений очень даже верю. На этом острове, у нас была резня и в Сами, и в Фискардо, и бог знает где еще. И еще будет. Это только вопрос времени. Так что не стройте никаких планов.
50. Безвременье
Из стратегических соображений Союзнические силы захватили Сицилию и тем самым предали своего давнишнего и самого доблестного союзника – Грецию. Они дали коммунистам год на подготовку к перевороту и год на гражданскую войну. ЭЛАС уничтожила ЭККА и загнала ЭДЕС в угол, столь далекий от центров власти, что Зервас, ее лидер, до конца жизни будет помнить предательство британцев. Союзники нацелились на яремную вену в Италии и оставили побоку маленький народ, который дал Европе ее культуру, движущую силу и душу. Разгневанные греки всё слышали об уничтожении фашизма в Италии по Би-би-си и требовали объяснений – почему их игнорировали? Расстроенные английские офицеры связи бессильно заламывали руки, наблюдая, как страна разваливается на части. Коммунисты в греческой армии, находившейся в Сирии, разожгли мятеж, что еще дальше отодвинуло победу в Италии, – именно в тот момент началась «Холодная война» и стал опускаться «железный занавес». На Западе восхищенное уважение к героизму Советов понемногу выветривалось, и стало абсолютно ясно, что одну разновидность фашизма вот-вот заменит другая. В Британии и Америке никто вначале не верил, что коммунисты в Греции совершают зверства в невообразимых масштабах; журналисты приписывали это пропаганде правых, а неверящие греки – ренегатам-болгарам.