Манекен за столом. Роман-антиутопия. Часть 1 (СИ)

Он источал дразнящий аромат. Есть ещё не начали. Девушка усаживалась, подбирая платье, глядя снизу вверх на своего спутника - усатого, как таракан, мужчину с плотно поджатыми губами. Он делал вид, что отодвигает стул. Девушка была в голубом. Шея открыта, на щеках румянец. В конце концов, девушка была симпатичной. Я скользнул взглядом по её фигуре, округлым бёдрам. Но спутника она себе выбрала неподходящего. Скорее всего, это её родственник.

Я, нарушив композицию, пододвинул к себе вполне качественное бесхозное жаркое, заодно беспардонно увёл у усача салат и стал есть, поглядывая между делом на соседние столики, в спину уходящему официанту. Я наполнил бокал, подумал, плеснул и девушке.

- Голубушка! - обратился я, стараясь держаться, как можно естественнее, - составьте мне компанию. Не стесняйтесь, прошу вас! Ваше здоровье!

От звуков своего голоса я замер, потом перевёл дыхание и выпил. Мне попался лёгкий сок. По бутылке видно, что дорогущий.

Мне захотелось выпить ещё чего-нибудь, покрепче, и я направился к бару.

Я сам себе налил и выпил сиропа. Девушка за стойкой была удивительно хороша. Я выпил ещё и уже не мог оторвать от неё глаз.

Волосы у неё были темные, с глубоким отливом. В полутьме темные глаза, округлые щеки и будто припухший в уголках рот смотрелись необычайно хорошо. Ресницы были опущены.

Я мог разглядывать ее до бесконечности. Она наливала что-то из бутылки. Безобразие таким девушкам находиться за стойкой, чтобы любой мог приставать.

Я взял бутылку из ее рук. Ее пальцы разжались. Я коснулся ее лица, ощутив слабое тепло.

С неподдельным детским любопытством я изогнулся, повернув голову, чтобы встретиться с потаенным взглядом прекрасных темных устремленных вниз глаз. Потом я выпрямился. Я видел ее глаза.

Это было непостижимо. Она не могла быть куклой. Это было живое существо, по неизвестной причине замершее.

Я сел рядом, касаясь спиной обратной стороны стойки.

Мягко светились разноцветные огни бара. Снова тихо заиграла музыка. Я уже привык к этому. Если это все галлюцинация, то почему бы не быть и звуковым приложениям?

Что-то защемило у меня в груди. Как тисками сдавило. Раньше мы собирались в этих местах, рядом с трассой Фиаско, как вектор в столицу, причину и источник заповедника ненужных и испорченных вещей.

Изъян - тоже что-то ненастоящее, позитивный брак, хищение заблуждений, чья-то умильная гримаса.

Достаточно было задумать что-то вопреки серьезному, правильному, общепринятому, ощутить при этом свою ненужность, почувствовать себя лишним, и, когда это секретное чувство становилось невыносимым, охватывало нас целиком - появлялся праздник, будто кто-то, как виночерпий, знающе окликал нас, в самый неподходящий момент, и мы преступно забывали обо всем на свете, целыми днями не приходили домой, забывали про сон и еду.

У нас не было представления об окружающей действительности.

Узор самодельных обстоятельств всё сочтёт. Всё решает финиш.

Захваченные буйством праздника, роли распределяли участников, красочное зрелище сменяло хаос гнетущих развалин на цветущий ландшафт, обязательно находило для публики колоритную звезду, желательно приезжую красу, доверчивую новенькую, находчиво обставляя это действо, как экскурсию в кабак, чтобы затем, вжившись в образы, дружно вести ее в театр, где пировали спортсмены, органично представленные Лагуной, жило полноценной жизнью, зазывая всех в гости, неблагодарным туристам это амплуа очень даже было бы к лицу.

Неплохо было бы и их использовать в нашем празднике, жаль, что это было невозможно.

Использовать надо всех, всех подряд, главное, всех объединить, начиная с шевелящихся, улыбающихся младенцев и кончая еле шаркающими стариками.

В развале все удавалось, как нельзя лучше. Нужно было только найти изъян.

Мы искренне хотим украсить, заполнить этот мир только тем, что нам безусловно нравится, а лишнее, не по вкусу, убрать.

Всё воспринимаем за чистую монету.

Мне в голову пришла одна идея. Я решил скрасить свое одиночество. Тактично взяв девушку под мышки, я усадил ее в кресло, придав нужную позу внимательной собеседницы и подруги. Члены ее тела были податливыми и пластичными, но не вялыми. Они будто застывали в определенном положении. Одну руку я уложил на подлокотник, в другую вставил бокал, а потом, когда поза красавицы приобрела, по моему разумению, требуемую непринужденность, держа бутылку за донышко, влил ей в бокал сок и слегка склонил голову, оценивая. Ее голову я повернул так, что теперь она смотрела почти на меня, куда-то в живот. Глаза блестели. Я даже не знал, как ее зовут. Может, она усыплена. Все усыплены. Я читал про такое. Околдованы.

Я вздрогнул. Сок из бокала девушки потек струйкой - ее рука понемногу распрямилась. На черной юбке разошлось мокрое пятно.

Что-то будто подтолкнуло меня. Я встал и начал выбираться на улицу, стараясь по-прежнему держаться подальше от неподвижных фигур.