- Обезьяна крашеная, - прохрипел тот, наконец, и пустился наутек, сожалея лишь о своих оставленных журналах, которые со свистом настигали его один за другим. Лагуна был сам не свой от бешенства.
Он готов был пуститься в погоню, но я окликнул его, прыгнув на берег.
Море в эти дни было мутноватым. После урагана принесло массу водорослей, и они мертвой сетью лежали на песке или качались в воде. Было много медуз. Если не обращать на это внимание, то день был хороший. Вода у берега прозрачно стелилась.
Вдали от берега из воды торчало несколько скал. Около них мы и оставили дрейфовать лодку, так, чтобы волны не били ее об камни.
Одна скала была завалившейся, с плоским боком. Волны побольше забрызгивали всю ее крупнопористую поверхность, и через несколько секунд она просыхала.
Первым нырнул я. Лагуна остался в лодке, развалясь. Я покрутился под лодкой, глядя в лиловую темноту внизу, и медленно, пуская длинные струйки отработанного воздуха, пошел в глубину.
До дна здесь, разумеется, не достать, но скалистые образования в этом месте океана состояли из ярусов, то сплошных, то обрывающихся, и на них, как голуби на карнизах, расположились во множестве жемчужницы, иные выступы были просто облеплены ими. Я продвигался вдоль склона и собирал их в мешочки. Когда они наполнялись, я дергал за веревку, и мешочек, покачиваясь, плавными рывками уходил наверх, и на поверхности был виден беззвучный всплеск.
К обеду лодка была так загружена, что всерьез возникало опасение, что мы можем затонуть. Лагуна пребывал в приподнятом настроении. Любая нажива благотворно действовала на разбойника.
Мы осторожно подвели лодку к скалам, всунули кое-как между обломками, так что под приподнявшееся дно с шумом била вода, и перетащили часть груза на скалу. Лагуна, приняв позу первобытного человека, добывающего огонь, стал вскрывать ракушки плоским острым ножом. Это ему удавалось с трудом, и он пыхтел.
На пути к берегу Лагуна несколько раз нырял на мелководье и достал очень крупные ракушки, считая, что чем больше, тем лучше. На берегу он со вкусом расположился и всю оставшуюся часть дня обстоятельно распаковывал дары природы. Я помогал ему, а потом сходил домой за едой, и Лагуна мгновенно поглотил ее. Он часто и с нетерпением поглядывал на пляж, выжидая кого-то. Наконец он не выдержал и, торопливо попрощавшись, ушел.
Закат догорал. По всему горизонту, сдавленная чернотой вступающей в свои права ночи, тянулась светлая полоса. Ее нежный цвет заметно сгущался.
Я достиг места, где дно было приподнято, как кратер. Это было излюбленное место редких по абстрактной красоте ракушек. Доставленные на поверхность, они не теряют расцветки.
Я поплыл под водой. Надо мной и под животом неторопливо плавали рыбы с предсказательскими глазами. Я будто парил над широкой горловиной.
Единственная ракушка без моллюска сдвинулась с места. Я заработал ногами, вытянул руку и ухватился за выступ в ракушке. Ловились они без труда, главное - нужно было угадать, когда они выползают из глубины. Иногда это бывает перед непогодой, иногда - сразу после.
Сейчас на дне царил покой. В толще воды было видно, как между камней крутится небольшая барракуда. Она была одна. Рыбешки не обращали на нее внимания, но и попадаться не спешили.
Наскоро осмотрев ракушку - красные цвета перемешались с синими - я устремился наверх и вынырнул среди волн, вытирая лицо. Солнце давно зашло.
Я взялся за весла и расслабился, ссутулился. Берега видно не было. Вода вокруг колыхалась, как пленка. В темноте с трудом угадывалась корма. Лодку утягивало в океан, но мимо острова ей не проскочить. Огней, рассыпанных по побережью, становилось заметно меньше. Последние мерцали на вершинах далеких холмов, потом и они исчезли, и тут же донесся шум прибоя, как в пустой раковине.
Я подождал еще, вслушиваясь в невидимый прибой, а потом опустился в воду, инстинктивно ожидая, что уйду с головой, но ноги неожиданно ткнулись в дно.
Черная волна ударила меня в бок, но я устоял.
Волны вокруг со слабым шумом набегали на берег. Невдалеке чернели заросли.
Небо было сплошь усыпано звездами. Над горизонтом их было так же много, как и в зените.
Ветер сдувал сухие песчинки с ровного пляжа.
Заросли негостеприимны по ночам, и я поспешно выбирался на тропу. На утоптанной земле было гораздо спокойнее.
Я посветил фонариком вбок. В метре от себя я увидел, как поперек лианы повис зеленый шнур. Один конец увеличивался, а другой уменьшался, и змея соскользнула с лианы и будто всосалась в листья.
В глубине зарослей был дом, принадлежащий виртуозу Кредо. Его строительство в этом уголке дикой природы обошлось ему недешево. Я не понимал, зачем это ему понадобилось. Зачем Кредо нужно было жить здесь, неясно. Виртуоз был богат, известен. Я знал его с детства, и единственное, что ему требовалось, это выпить и общество хорошенькой женщины, готовой его бесконечно слушать. Всего этого ему хватало и на побережье. Теперь же ему пришлось приобретать и яхту.
Когда-то у него была семья. Знаменитости не повезло. Она, как и все, бесследно затерялась в столице.