Мумия и Дебош любительски заглядывали в места, заведомо набитые вещами, скучающе озираясь при этом. Мумия учился на фармацевта.
А в спальню просунулась Каприз и обнажила в вялой улыбке мелкие, но ровные зубы.
- Во! - сказал Лагуна, оживляясь. - Давай к нам. На брачную постельку. - Он стал делать руками зазывные знаки и, хотя Каприз было глубоко наплевать на Лагуну, она с готовностью забралась на кровать и, растолкав нас, втиснулась между.
Каприз была привлекательной девицей.
Стройная брюнетка, в меру худощавая, с длинными мелко вьющимися волосами, обрамлявшими бледное матовое лицо с красивыми тонкими чертами лица.
Но вид у неё был в целом пришибленный - она и не скрывала своего пристрастия к унынию. Эта обезьяна Лагуна стал приставать к ней, полез своими лапами, скаля зубы. Я старался отпихнуть его, но между нами была Каприз, Лагуна воспользовался тем, что моё внимание было отвлечено, и принялся в своей дурацкой сладострастной манере слюнявить ей затылок отвислыми губами, и тут внизу раздался такой грохот, что все замерли.
- Да идите вы в трущобы! - с ожесточением сказала Каприз, обычно сдержанная, даже деликатная. - Что у меня, сто глаз, что ли? Отстаньте от меня!
Ей никто не ответил.
Внизу слышались чья-то невнятная брань и какие-то завывания.
До Лагуны дошли слова Каприз, и он выразился в том смысле, что крошка и без глаз будет хороша, а вот если бы она удвоилась или утроилась даже, он бы обрадовался, и все тоже. Каприз оценила его изысканность, но у Лагуны была хорошая реакция, и удар пришёлся по подушке.
Каприз развернулась и обхватила меня за шею. Лагуна был озадачен и обескуражен. Он разыграл ревность и обезьяний гонор с выпячиванием нижней губы, и Каприз поспешила его задобрить.
Внизу опять послышался грохот, перекатывающийся, словно переваливался с боку на бок железный куб, и вслед за этим истошные вопли, перешедшие в знакомое завывание.
- Лауреаты... - проговорил Тугодум сдавленно, багровея.
Каприз поцеловала меня очень нежно, а Лагуна, уязвлённый этим обстоятельством, вытянул руки, охватил меня за шею и принялся душить, со своеобразной увлечённостью. Кровать заскрипела. Тугодум мельком глянул на нашу возню и встал.
Дебош осматривал шкатулку. В карманах у него оказались какие-то фотографии, старые письма и золотое кольцо.
Дебош оглядел его, покусал и тоже бросил в шкатулку.
Подошёл Боб, он нашёл пачку акций. Она была толстой, но насколько ценной, неизвестно.
Тугодум подумал и сказал, что сойдёт туда же. Шкатулка была отперта, и ключа не было.
- Вот, возьми, - сказал Тугодум, протягивая короткий кривой нож, похожий на консервную открывалку.
- Умгу, - сказал Дебош, взял нож, попробовал им замочек, засунул острие поглубже, снова пощупал им, потом резко провернул, в замке хряснуло, и шкатулка была заперта.
Внизу затянули песню. Тугодум с ненавистью посмотрел в пол.
- Пошёл, идеал! - сказала Каприз Лагуне. - Ты бы хоть не смеялся. Мне же щекотно!
- А я вот не смеюсь, - сказал я, довольный.
- Ты тоже хорош. Тебе бы только скучать.
- А тебе... - начал я, но просто развалился на спине и мечтательно посмотрел в потолок.
- Вы просто таланты, - заявила Каприз неожиданно. С каким-то упрёком.
- Да катись ты, - сказал Лагуна. - Не продавливай тут кровать. Давай, давай.
Каприз возмущённо спрыгнула на пол, одёрнула юбку, в нескольких словах разъяснила, какие мы одаренные, и пожелала скрыться, опасаясь гнева Лагуны, но он своей могучей лапищей уже зацепил подушку и тотчас метнул её, и Каприз была сшиблена с ног. Упав, она запрокинулась на спину, как насекомое, злая и растерянная одновременно.
Она быстро выдала несколько нежных выражений и скакнула за дверь.
Её шаги, торопливые, сбивающиеся, послышались уже на лестнице.
- Ну, всё, - сказал Лагуна. - Вы слышали? Все слышали? Пик, ты куда?
Внизу дружно пели.
На лестнице возвышенные слова слышались отчётливо. И после этого Каприз ещё обижается.
Я перемахнул через перила, рискуя сломать себе шею, и оказался на первом этаже. Я зашёл в гостиную, и мимо пролетела ваза и разбилась об угол.
- Да отойди же! - заорал Тираж.
Он стоял на столе и уже выбирал другую вазу.
У стены, рядом со входом, на коленях у Кошмара сидела Мини, прельстившаяся его усами.
Сидевшие вдоль стен Успех, Аромат и Паника запоздало зааплодировали. Последние, впрочем, как и первые, из себя не представляли ровным счётом ничего.
Многие у нас в провинции сами себя награждали звучными прозвищами. И к ним привыкали.
Под рукой у каждого находилась откупоренная бутылка кефира. Поодаль лежал телевизор с лопнувшим экраном.
Зашедший Тугодум постоял, выпучив глаза и вышел, взявшись руками за голову.
Тираж в конце концов остановил свой творческий выбор на пузатой бутылке красного мусса. Он ухватился за горлышко, выпрямился и некоторое время сопротивлялся потере равновесия.