Манекенщики

2312 Манекенщики

Я не ищу спасения на дне стакана или в других людях. Я хочу сотворить Вселенную, в которой другие люди и… стаканы, а может быть, даже, и люди-стаканы смогли бы найти спасение для себя.

Посвящается моей маме Светлане, и всем тем, кто тоже привнес в мою жизнь хотя бы немного света.

В память о моем отчиме бабушке и дедушке.

С вечной улыбкой на лице и искренней любовью ко всем,

2312.

Ты обречен, если однажды

Корабль твой сядет на этой планете.

Настолько мир этот печальный и страшный,

Как злая судьба одному быть на свете.

Там будет война, боль, ненависть, голод,

Страданье в сердцах и потухшие взгляды,

Ко всему равнодушный безжалостный холод,

Навсегда позабытые добрые нравы.

Лишь дожди в дни отчаянья – с неба слезинки,

Ни взращенных под солнцем виноградников пышных,

Ни единой зеленой травинки с росинкой,

Ни бутонов роз красных, апельсинов и вишни.

Там не будет Меня, без объятий, без встречи;

Без улыбок восторга; без слов как люблю.

Некого будет держать за хрупкие плечи,

И до кровати нести убаюканную.

А картинки ты видел тех ужасных туземцев?

Что хочешь я сделаю, просьбам всем внемлю.

У мамы слез не осталось. Ты можешь поверить?

ПАПА, ПОЖАЛУЙСТА, не лети ты на ЗЕМЛЮ!

Часть первая

«Хроники 908-ого»

Глава первая

«Уакерос»

Я очнулась.

Ну, и дерьмо! Черт возьми…

К горлу подступает рвотный рефлекс, и я переворачиваюсь, чтобы сблевать содержимое желудка, тем самым тюкаясь носом в грязь. Дьявол меня раздери! Лежу на боку, поджав под себя ноги, а органы чувств, постепенно адаптировавшись, сообщают о происходящем вокруг меня. Во-первых, преобладающий запах навоза; во-вторых, душераздирающие вопли, доносящиеся издалека; а в-третьих, тусклое освещение. Дьявол, забери меня обратно! Я что, на ферме каннибалов? Опираясь на здравый смысл, если, конечно, он здесь уместен, могу только предполагать, что я до сих пор либо в аду, либо в каком-нибудь бесовском месте, где живьем освежевывают людей. Ну, а от чего еще можно так нестерпимо громко орать? Не решаюсь поднять глаза, дабы оглядеться, и, вперившись взглядом в тростинку, торчащую из земли, надеюсь в возможности угадать по ней, где я все-таки нахожусь. Идиотизм, правда? А, собственно говоря, откуда во мне это странное чувство? Такое ощущение, словно из меня вытрясли все приобретенные навыки здравомыслящего поведения в конъюнктуре бельмесости. Поспешу заявить, что это совершенно не под стать моему норову, и абсолютно неуместная и, скорей всего, даже, недопустимая модель моего поведения. Хотя, сейчас вместо того, чтобы возмутиться, я испытываю какое-то непонятное тревожное чувство перед ситуацией, в которой мне выпала доля пребывать. И, пораскинув мозгами, решаю, что пора бы мне взять себя в руки.

Меня стошнило еще раз, и этот факт воистину взбесил меня. Я оцениваю обстановку, и обстановка устроена следующим образом: я внутри постройки из гнилых досок, неподалеку от меня раскиданы клочки сена. Наверное, это сарай или конюшня, или кое-что еще в этом духе. Обстановка паршивая. Я предпринимаю удачную попытку встать и щурюсь от света лампы, которая оказывается прямо перед моим лицом. Какой разиня оставляет горящую лампу без присмотра в сарае с сеном? Если бы, конечно, от этого зависело, то я бы и не спрашивала такое у самой себя, а еще лучше, этот вопрос никогда бы не возникал в моей голове.

– Кхм…

К всеобщим воплям, доносящимся снаружи, прибавилось мужское кряхтение, на которое мое тело реагирует вздрагиванием. Из места, докуда не добрался свет лампы, тяжело переступая с ноги на ногу, вылез мощный силуэт человека. И как бы ни подобающе это звучало, он заправлял штаны.

– Леди, если вы желаете побаловать меня своими прелестями, то мы можем выбрать для вас более подходящую позу.

Наконец, я вижу небритую физиономию нахальника, но сейчас меня его запущенность волнует в меньшей степени. Его жуткая язвительная усмешка обнажает золотые зубы, а я почему-то оглядываю себя, и до меня доходит, на что это он так уставился: на мне брюки и рваная рубашка из которой видны мои обнаженные «прелести». Будь эта другая ситуация, дерзостник уже бы яростно бегал и издавал невнятные звуки с непонятной ни для кого просьбой пришить ему обратно язык. Только вот я внезапно вспоминаю еще кое о чем. Падаю на колени и судорожно роюсь в месте, где имела несчастье валяться с голой грудью.

Ничего нет!

Проклятье!