Рассказывали, что однажды, вскоре после пожара, «в месте топком и грязном», через которое издавна проходили по доске, соединявшей съезжую избу и соборную церковь Троицы, «вышел гроб из земли… и тое де доску гробом переломило». В начале 50-х гг. по распоряжению воеводы Игнатия Корсакова торчащий из земли гроб, к тому же бывший на виду у всех, обнесли оградой, чтобы «да не приближатся к ней зверие и скоты». С того времени стали распространяться слухи, что в гробу захоронены мощи мангазейского чудотворца. Эти слухи проникли в самые глухие уголки Сибири, и на поклон к новому святому стали стекаться всякого рода увечные и больные люди в надежде на исцеление. Вокруг «святого» создавался религиозный культ. Десятки промышленников, возвращавшихся через Мангазею с Лены и с других отдаленных мест, шли жертвовать чудотворцу соболей и немалые суммы денег, которых оказалось достаточно, чтобы соорудить над гробом часовню, поставить в ней иконы и нанять священника. Год от года разыгрывалась благочестивая фантазия. Наконец в дело вмешался тобольский архиепископ Симеон, который своей властью решил канонизировать «святого», и с этой целью он послал в Мангазею попа Ивана Семенова. В присутствии последнего гроб вскрыли. В нем оказались кости юноши лет 15–16, одетого в простую одежду и обувь. Установить его имя и происхождение было нетрудно. Через год десятки людей рассказывали «точную» историю мученичества чудотворца. Большинство все же сходилось на том, что это был простолюдин, работный человек одного мангазейского богача. Он служил в его лавке, и хозяин мучил его жестоко. Во время одного из приступов бешенства хозяин ударил юношу связкой ключей в висок и убил. Случилось это в годы воеводства князя Мосальского и Савлука Пушкина. Называли и имя юноши — Василий Федоров. Неизвестно, существовал ли Василий Федоров в действительности и произошел ли с ним подобный роковой случай, но это было неважно. Важно было другое: легенду о мученике и чудотворце официально признала церковь. С этого времени Мангазея «приобрела» своего «святого» — Василия Мангазейского. Но и он не спас город от запустения.
Отцам церкви пришлось отступить от затеи укрепить славу и могущество Мангазеи с помощью подстроенного чуда. А мощи Василия Убиенного перенесли в другое, более модное место, в Троицкий Туруханский монастырь, основанный в 1660 г. На это решился черный поп Тихон, библиотекой которого пользовался Данила Наумов. «В Мангазее дерзновением своим, — писали впоследствии об этом, — и не отписався к нему, митрополиту, гроб ночною порою в часовне вскрыл и мощи, которые называют Мангазейского чудотворца, смотрел и в новый гроб переложил и в Мангазее в соборную церковь из часовни со звоном перенес и молебствовал и из Мангазеи перевез на Турухан в Троицкий монастырь и поставил в церкви в монастыре, где он, Тихон, служит, по правую сторону царских дверей». Характерно, что события эти разыгрались незадолго до того, как Мангазея была покинута жителями.
Часовня Василия Мангазейского на реке Таз (фото И. Н. Шухова. 1915 г.).
Не дало желаемых результатов и укрепление Мангазеи как административного центра воеводства. На протяжении 30–60-х гг. XVII в. тобольские и центральные власти, вопреки здравому смыслу, продолжали сосредоточивать в городе управление всеми зимовьями, большая часть которых находилась к востоку от Енисея. Удобнее и полезнее было бы расположить его если не в Туруханском остроге, то поблизости от него, так как основной торговый и промышленный люд направлялся в эти годы по Нижней Тунгуске на реку Лену. В старых же районах Мангазейского уезда соболь был выбит, пушные промыслы передвинулись на восток. Об этом писали в своей челобитной царю Михаилу Федоровичу промышленные люди Мангазеи еще в 1627 г. Они сообщали, что около Мангазейского города, Туруханского зимовья, вверх по Енисею и по Нижней Тунгуске соболи и бобры «опромышлялись». Через семь лет они повторили свою жалобу, заявив, что во всех старых «землицах» «живет беспромыслица».
О переводе управления Мангазейским уездом в Туруханское зимовье первый написал воевода Григорий Орлов. В 1634 г. он вынужден был даже оставить на время город и поселиться на Турухане, откуда ему удобнее было руководить всеми делами. Просьбу переместить резиденцию воеводы в Туруханское зимовье посылал в Москву в 1640 г. и воевода Никита Борятинский. Воевода Петр Ухтомский также «сидел» в Туруханске, а в Мангазею приехал после «ярманки». В 60-х гг. в управлении Мангазеей наступил кризис. Сибирскому приказу пришлось собрать в Москве бывших ранее в Мангазее воевод и спросить их мнение — нужно ли оставлять в городе «государевы службы». Ответ был единодушный: Мангазею следует покинуть, а воевод перевести на Енисей. Но и на это Сибирский приказ должным образом не отреагировал. Тогда мангазейский воевода Родион Павлов в 1668 г. своей властью приказал из-за «хлебной скудости» перевести на «вечное жилье» часть мангазейских казаков и стрельцов в Туруханское зимовье.