Мангазея

Свидетелем дальнейших событий в городе и уезде Наумов был сам. После отъезда Павлова послал новый воевода отписку в Сибирский приказ и просил разрешения «срубить» новый город. На этот раз ответ не задержался: царь разрешил оставить старую Мангазею и построить новую.

В связи с этим пришлось снова ехать в Мангазею. Редкое население, все еще остававшееся в городе, уже слышало о царском указе и приготовилось к отъезду. Случилось это в июльский, не по северу жаркий день 1672 г. С утра, забрав немудреный скарб, «жилецкие люди» — кузнецы, сапожники, скорняки, шорники, калачники, пивовары и другие ремесленных дел мастера — в паузках отплыли на Турухан. В городе остались заколоченные наглухо ставни некогда оживленных государевых служб, забитые двери торговых амбаров, покосившиеся избы, разбросанные по улицам остатки ненужной домашней утвари. С двумя стрельцами из города выехал и Наумов. Издали видел он над Мангазеей стаи встревоженных птиц, поднявшихся над колокольнями и куполами церквей, над полуобгоревшими крепостными башнями и притихшей рекой. И снова подумалось и помечталось: нет не умрет Мангазея в веках, многое, очень многое связано с этим городом у русского народа. Всегда останется жить она в народной памяти величественной и гордой, высоко вознесшейся «над Тазом рекой», а затем погибшей, как легендарный град Китеж.

Окончательный итог своих «исторических занятий» Данила подвел, вернувшись из поездки в Мангазею. В истории ее он отметил несколько этапов. За семьдесят два года она знала расцвет и падение. В ней сталкивались противоборствующие силы, от нее исходило насилие над массой обложенного ясаком местного населения и угнетение русских промышленников. Но вместе с тем рождались в Мангазее и смелые планы открытия новых «землиц», новых путей в «море-окияне».

Расцвет торговли и промыслов, подъем самой Мангазеи как города, построенного руками умельцев, сопровождался бурным развитием народного мореплавания через Ямальский волок.

Именно об этом времени было написано: «В прошлые годы ходили в Мангазею из поморских городов многие кочи».

Второй этап приходится на первые десять лет после запрещения Мангазейского морского хода. Это подъем промыслов и торговли за пределами тазовских районов — на Нижней Тунгуске и в верховьях Енисея. Это и господство на пушных рынках и промыслы именитых царских гостей при участии крупных торговцев и «капиталистах» помещиков.

Воеводская смута положила начало закату Мангазеи как торгово-промышленного центра на севере Сибири, а пожар 1642 г. открыл собою целую полосу ее увядания.

НОВАЯ МАНГАЗЕЯ

Ход населения из города Мангазеи не означал, что история Мангазейского уезда кончилась. Именно Даниле Наумову, изучившему ее по документам, принадлежит заслуга строительства нового города — Новой Мангазеи. В 1670 г., явившись в Туруханское зимовье и добившись перевода туда воеводского управления, он понял, что превращение зимовья в город неизбежно. Созданное еще воеводами Жеребцовым и Давыдовым Туруханское зимовье, а не старая Мангазея, в его время играло главную роль в освоении севера Енисейского края. Да и само зимовье по существу превратилось в острог. Укреплено оно было тыном, деревянными надолбами, по углам тына стояли башни. В 20-х гг. там имелись съезжая изба, церковь Николы, посад, собиралась крупная ярмарка. С наплывом торгово-промышленного люда в конце 20-х гг., когда начался новый этап продвижения «встречь солнцу» в направлении бассейна реки Лены, Туруханское зимовье стало признанным торговым центром на Енисее. Вместе с Мангазеей оно все чаще и чаще снаряжало экспедиции на Таймыр и в междуречье Енисея и Лены. Именно с Туруханского зимовья летом 1613 г. началось продвижение служилого люда в низовья Енисея и на его правые притоки. Казаки побывали на реке Курейке, а затем с ее верховьев через горы перебрались на реку Котуй, где объясачили род Котой. К 1615 г. казаки продвинулись так далеко на Таймыр, что решили срубить ясачное зимовье в районе Пясинского (Тидирисского) озера. Трудно было пробираться речными путями на Пясину, поэтому решили установить морскую связь между реками Енисей и Пясина. Плавание по этому пути было осуществлено в 1610 г. двинскими мореходами Кондратием Курочкиным и Осипом Шепуновым. Но еще до них в Москве кто-то составил карту Обско-Енисейского Севера, которую в 1609 г. опубликовал в Амстердаме Исаак Масса. На этой карте четко показаны Енисейский залив и устье Пясины. К северу от них нарисован большой остров, открытый русскими мореходами до Курочкина и Шепунова, так как в «распросных речах», составленных при тобольском воеводе Иване Куракине, некий Пятко Максимов с товарищами при возвращении из Пясины видел этот остров. Мореходы заявили, что лежит остров от побережья «верстах петинадцати, а проехати к тому острову, выехав от Енисейского устья, коль живет полуденный ветер, мочно». Но не Пятко Максимов открыл остров (по всей вероятности, Диксон), потому что до него туда приезжали русские люди и видели на острове самоедов «нярьземского рода».