Мангазейский подьячий

— Леонтий-Любимец, разбойничий главарь, подозревается, что он в Мангазее скрывается.

…этот подьячий — человек князя Дашкова. Который, между прочим, на ножах с Морозовыми. То есть…

— Ты знал, что мы с сыном приедем в Мангазею?

— Не знал.

…во мне подозревают подсыла. И спасает от плаванья под поверхностью реки Таза только то, что…

— Какие-нибудь поручения, связанные с нами, от Дашкова получал?

— Нет.

…здесь есть боярыня, которая может вызнать всю правду обо мне (ну, как она думает), да еще то, что это слишком глупый ход — назваться подьячим Разбойного Приказа в доме Морозовых. Только…

— Никогда?

— Никогда.

…такой дурак как я, забывший напрочь о боярских терках, мог это сделать.

Морозова явственно перевела дух. Похоже, закончила…

— Зачем ты к нам в дом пришел?

А, нет, не закончила.

— Слышал о том, что в дом к вам влезли тати. Хотел их найти, награду от вас получить.

— Что ты об этом слышал?

— Мама!

— Выйди из покоев!

Морозов-средний покорно вышел. Боярыня подошла ко мне, вглядываясь мне в лицо. Я безмятежно посмотрел на нее:

— Слышал, что тати в дом пролезли, поймать их не смогли.

— Что ЕЩЕ ты слышал?

— Слухи разные были.

Боярыня потерла пальцами виски:

— Хорошо. Что ты слышал о том, что тати со мной сделали?

Вот зачем ей это знать? Лишний раз себя помучить, как будто отдирая корку с ранки? Мне даже на секунду стало жалко ее… пока я не вспомнил про убитую ею холопку Ираидку. Вот теперь придумай ответ, да побыстрее. Под Повелением отвечают честно и чувств спрашивающего не жалеют. А мне всё услышанное пересказывать нельзя…

— Слышал, что опозорили вас эти тати самым позорным образом.

Лицо Морозовой вспыхнуло краской:

— Веришь в это? — глаза-то, глаза прямо черным залиты…

— Нет.

Прямо отшатнулась от меня:

— Почему?

— Я в Разбойном Приказе служу, нас учили верные слухи от выдумок отличать. Ложь — все, что про вас говорят. Только про татей — правда.

Да ладно? Лицо боярыни расслабилось, она даже взглянула на меня с какой-то симпатией. Наверное, многих уже вот так спросила — и все сказали, что верят в ее позор. В глубине души — но верят. И мои слова ей — как бальзам на душу.

— Забудь обо всем, что я тебя спрашивала.

Чуть было не спалился, кивнув. Не реагируют так под Повелением. Спасибо Клаве, просветила. Куплю ей что-нибудь вкусное. Или поцелую. Или куплю и поцелую.

Глаза Морозовой вернулись к прежнему цвету, светло-серому, стальному. Я поклонился:

— Марфа Васильевна.

— Услышала я, — и голос-то изменился, чуть ли не ласковым стал, — что готов ты злодеев, что в мой дом проникли сыскать.

— Готов, Марфа Васильевна.

— Коли найдешь — что в уплату хотел бы?

— Чем изволите, тем и наградите. Только…

Вспомнил я об одной интересной вещи.

— У англичанина при себе вещь одна была, печать Звездной Палаты. Если можно — кроме того, чем от своей милости наградите, ее бы получить.

— Зачем тебе?

— Она лучше наших. Хочу разобраться, как она работает, и похожую сделать.

Опять вовремя поймал себя за язык, не сказав «Князь доволен мною будет». Нет, из образа это не выбивалось, но произносить имя князя Дашкова в доме его противников — не самая умная идея.

— Ты и в амулетах разбираешься?

— Нет, Марфа Васильевна, не разбираюсь. Есть у меня один знакомый, кто в них понимает.

— Кто таков?

— Сын купца, что от рук англичанина погиб. Правда…

Блин, только что дошло.

— …он самоучка, да и только по зеркалам работает. Может и не разобраться…

Ну и нахрена мне тогда эта печать? В чужих руках она все равно работать не будет. А жаль — полезная была бы штука.

— Будет тебе печать. Только сыщи татей.

И в тот момент, когда Морозова повернулась ко мне спиной, давая понять, что разговор окончен, я вдруг понял, по какой тоненькой ниточке только что прошел. Когда боярыня спросила меня, кто таков тот мастер, ее голос чуть заметно изменился. Потому что она ЗНАЕТ мастера-артефактора, который мог бы разобраться в английской печати. Мастера, которого она недавно потеряла. Мастера, про которого я сам, за событиями прошедших дней, прочно забыл.

Тувалкаина.

И если бы я про него вспомнил, и замялся хоть на секунду…

Хорошо, что память у меня дырявая.

Глава 25

— Что здесь?

— Стена.

— Что за ней?

— Склад.

Я подозреваю, что приставленные ко мне стрельцы, оба-два, уже готовы меня убить. Мы с ними второй час бродим по подвалу и примерно каждые десять минут они слышат от меня один и тот же вопрос. Возле каждой подозрительной стены я выполняю ритуал из рассыпания порошка, прикосновения набором деревянных палочек с хитрыми узорами, звонком маленького серебряного колокольчика… впрочем, им я звонил всего-то пару раз. У купленного в мангазейских торговых рядах колокольчика был настолько противный звон, скорее, не звон, а лязг, что бесил даже меня. Если бы я звякал им поминутно — меня точно прибили бы еще полчаса назад.