Мангуп

Алексей говорит так, что делается нехорошо. Это опасный голос. Перед таким нечем защититься, от такого хочется спрятаться. А Титаю некуда. Особенно когда ловят за нежную кожу, вечно исколотую неразъемным браслетом. Единственное уязвимое место, ахиллесова пята. Ну кто тебя просил? Титай вздрагивает, охнув. Жмурится.

— Мне обещали свободу. Моя жизнь за твою. Я нашел это… Честным.

Но недостаточно, правда? Поставил себя ниже него, когда не ударил. А это ведь незнакомец. Никто для тебя. Снова хочется выть. Но Титай только сильнее стискивает зубы, отворачивается, сердится на себя, продолжает:

— Меня должны были ждать. Помочь сбежать после…

Сложно понять, какова цена верности, когда ты уже попал в переплет. Где свои, а где чужие? Стоит ли выгораживать своих, если они тебе не помогут? Титай не называет точного места и имен не из неуважения к князю. Просто из смутного понимания чести. И все же его охватывает волнение. Не могло же происходящее стать обманом? Та же монета, что он подарил Алексею: ласка ради собственной выгоды.

— Что теперь?

Руки сжимаются в кулаки. Титай ждет.

Взгляд князя смягчается. Алексей смотрит с нежностью и заботой.

Этой ночью княжеские Мечи найдут засаду, которая должна была ждать Титая у Банного оврага. Там, за стенами дворца, разверзает свою пасть чудовище: Порта лижет пятки Мангупа, щелкает клыками так жутко. Но никогда не доберется до сердца белой горы. Туда, куда чудом угодил сам Титай.

— Тебя бы не отпустили. Убийство князя не скрыть так просто. Тебя либо поймали бы мои люди, либо подставили бы твои, — говорит Алексей хрипло.

И если догадка верна, то Титай сейчас схватил за хвост свою птицу удачи, найдя третий вариант там, где было только два.

— Отпустили бы. Я бы сбежал. Нашел бы способ, — Титай цедит сквозь зубы, а потом кусает Алексея в плечо. Что скажут, если на тебе останутся следы, правитель? Эта мысль приводит в дикий восторг.

Князь зажимает рукой рот дикого зверя.

— Сбежал бы… И куда бы подался? Рабское клеймо загонит тебя в могилу быстрее, чем доберешься до любого из портов.

Титай знает это лучше всех и отчего-то теперь молчит. Шипит тихо, когда князь снова задевает золотые оковы на ноге, в отместку лижет порез на окровавленной ладони. Алексей в азарте еще раз ощупывает пальцами браслет, ищет замок, чтобы снять. Устранить то, что причиняет юноше боль. Но замка нет.

— Он дорог тебе или можно ломать? — спрашивает князь прямо.

— Дорог. Не сломаешь… Оставь.

А может, и хочется, чтобы сломал. Мысль о том, что никто все равно не смог бы, сменяется сомнением: Алексей другой, не угадаешь, что он сумеет, а что нет.

В руке князя крошится одно из звеньев. Браслет гнется, соскальзывает с ноги, открывая перетертую воспаленную кожу. Титай пропускает вдох.

Нельзя поддаваться надежде, это опасный яд. Но поздно. Быть может, этот человек смог бы сломать что-нибудь еще. Правила. Ход времени. Узел дворцовых интриг, кочующий от континента к континенту хуже любой болезни. Взять и разорвать.

Становится вдруг и страшно, и трепетно. Алексей читает его, как открытую книгу:

— Я нравлюсь тебе?

— Нравишься. — Титай собирается сказать только это. Проглотить остальное, додумать, досмаковать. Но, может?.. — Так сильно, что я был рад увидеть, кого должен был убить. Чувствовал облегчение. Думал, что не придется терпеть отвращение и притворяться милым. Нравишься так сильно, что я боялся увлечься, забыть, зачем я здесь. Так сильно, что и хотел, и не смог опустить кинжал. На мгновение я подумал, что… Ты остался бы только со мной, если бы я убил тебя. Остался бы моим. Я представил, как смог бы касаться твоих губ, еще теплых. Так, как сам захотел бы. И ты уже не смог бы меня остановить.

Не боясь больше обидеть сокровище, оказавшееся отнюдь не хрупким, Алексей смеется в голос. Рассвирепев, Титай рычит и бьет кулаками грудь самого невыносимого человека, какого только доводилось встречать.

— Почему? Почему ты такой?!

Алексей не уворачивается. Нет ничего в этом мире, способного нанести ему смертельный удар. Оттого князь не просчитывает каждый шаг: в его жизни будто бы вовсе не существует последствий. Вот за это была та ненависть. За то, что с ним Титай показался себе трусом. За то, что так хочется юноше быть таким же, как он.

— Какой уж есть. Зато живой пока, — резонно замечает Алексей.

— Пить хочу… — Поразмыслив, Титай учится говорить о действительно важных вещах, а не о чепухе вроде распрей и обид.

Князь видит, как Титай оживает с ним. С каждым мгновением. Неугомонный, обретающий голос и желания. Юноша выпрямляется, озирается в поисках воды или вина. Алексей подхватывает его рукой под поясницу, не пуская.

— Эй! — возмущение не заставляет себя ждать.

— Если отклонишься сильнее — дотянешься до кувшина с вином.

— А отпустить не проще?

— А ты всегда поступаешь как проще? Может, поступим как интереснее?

С удовольствием князь любуется гибким станом танцора, и сказочника, и несостоявшегося убийцы. Тот отклоняется назад, подхватывает вино со столика в изножье кровати. Способный юноша.