Читаем Мангуп полностью

Алексей думает, что с юношей, видимо, не обращались по-человечески. На неловкость Титая в общении только улыбается мягко. По этим лестницам он сам может ходить и без света. Знает, где ступенька выщерблена, а где одна выше другой. Руку Титая сжимает без вопросов, подумав, что по ту сторону моря, наверное, небогато с холодными горными проходами и подземельями. Удерживает его, когда он отступает, чтобы не запнулся на узких ступенях и не упал.

— Еще немного осталось. Если затушить огонь, то будет, как в пещере, темно и тихо.

Весь Мангуп изрыт пещерами и ходами. Они здесь природные и рукотворные, выдолбленные в камне под самые разные нужды. Знающий человек может отыскать монашеские кельи, винодельни, склады, амбары для скота, тюрьмы и казармы… Да много всего. Но в центральной части города почти нет других пещер, кроме этого прохода, — на то он и тайный.

— Куда мы?

Это могут быть темницы, это может быть колодец, выход в какое-то место в городе — что угодно примет спокойно, раз уж сам согласился за ним идти. Но знать куда — хочется. Неизвестность редко сулит что-то хорошее. Только очень счастливый человек может позволить себе радоваться неожиданностям. Титай же предпочитает их избегать. Правда, на ответ особенно надеяться не приходится. Если бы князь хотел, то сказал бы сразу.

— Я… знаю несколько ваших пещер. Ходов. — Признание не из лучших. Возможно, правильнее было бы Титаю промолчать. Но это все еще не чужая тайна. Он не подставляет никого, кроме себя. С остальным разберется, а ему хочется сказать это. Просто чувствует, что так нужно. — Но большинство из них скотные, хранилища, винодельни. Об остальных никто ничего не знает. Как тебе удается сохранять тайны, когда люди разносят слухи быстрее, чем чуму?

Коснувшись мимоходом ладонью каменной стены, танцор понимает, что она теплая. И, удивленный, замедляет шаг.

— Если никто ничего не знает, то и судачить не о чем, верно? — Голос Алексея бьется о стены, каменная порода отвечает эхом.

Столовая гора испещрена ходами. Какой смысл прятать их, если в иной можно провалиться, стоит лишь шутки ради решить погулять по кустам в городе? Те, что имеют стратегическую ценность, охраняются, само собой. Допуск туда есть только у князя и его доверенных, которые точно не станут распускать слухов.

— Мы сейчас высоко. Сложно поверить, что, спускаясь под землю, ты все еще находишься над ней, верно? Я хочу показать тебе кое-что. Считай это прогулкой. — Алексей слышит, что Титай замедляется, и сам идет медленнее, позволяя поразглядывать и потрогать стены, если ему так интересно. — Солнце прогревает тут все насквозь в это время года.

Титай соглашается и замолкает. Это странное место: подземный город на вершине горы, дворцы и цитадели, ставшие продолжением скал. Когда подъезжали сюда, он видел сияющие белые стены, уходящие в самое небо, в высоту, на которой, должно быть, живут только птицы. Он замыкается, не пытаясь больше расспрашивать или касаться камней. Вряд ли князь станет делать исключение и выдавать чужаку свои секреты. Вот только одна мысль возвращается раз за разом. Этого хода он тоже не знал. Значит, дорога может вести в один конец.

— Когда ты успел побывать в пещерах? — спрашивает князь, замечая, что Титай затих. Не нужно хорошо знать его, чтобы понять, что это для парня необычно. Впереди появляется синий просвет: уже видно конец спуска и улицу, залитую лунным светом. — И ты теперь знаешь один из проходов прямо в мои комнаты. — Алексей, надеясь немного приободрить Титая, явно намекает на то, что этот ход — один из самых-самых тайных. Посматривает на него в свете факела, когда коридор становится чуть шире: так, что теперь можно встать рядом, а не друг за другом.

Не думай лишнего, Титай. Твое сердце — вот что должно диктовать тебе, голова должна только проверять.

— А? — Титай поднимает взгляд на лицо князя как раз тогда, когда показываются отсветы луны. Они выходят на улицу, значит. — В пещерах я не был. Собирал все, что о них известно. Учил расположение. Зарисовывал карты.

Он отпускает руку князя, едва поравнявшись. Ступени становятся одинаковыми, более мелкими, камень под босыми ногами теплеет. Вокруг суше и светлее: около дорог здесь всегда так, а сами дороги белые. Смутные подозрения заставляют хмуриться. Пригодится ли ему это знание? Титай смотрит искоса, чуть склоняет голову.

Не давай мне надежду, князь. Что за шутки?

Он говорит, что готовился, изучал, зарисовывал. Алексею нравится, что юноша рассказывает это сам. Честных людей очень мало, а Титай, поняв, что лгать больше нет нужды, действительно перестает это делать.

— Может, и пригодится, кто знает? — отвечает Алексей вполне честно. Хотелось бы, чтобы пригодилось.

Перейти на страницу:

Все книги серии МИФ. Проза

Беспокойные
Беспокойные

Однажды утром мать Деминя Гуо, нелегальная китайская иммигрантка, идет на работу в маникюрный салон и не возвращается. Деминь потерян и зол, и не понимает, как мама могла бросить его. Даже спустя много лет, когда он вырастет и станет Дэниэлом Уилкинсоном, он не сможет перестать думать о матери. И продолжит задаваться вопросом, кто он на самом деле и как ему жить.Роман о взрослении, зове крови, блуждании по миру, где каждый предоставлен сам себе, о дружбе, доверии и потребности быть любимым. Лиза Ко рассуждает о вечных беглецах, которые переходят с места на место в поисках дома, где захочется остаться.Рассказанная с двух точек зрения – сына и матери – история неидеального детства, которое играет определяющую роль в судьбе человека.Роман – финалист Национальной книжной премии, победитель PEN/Bellwether Prize и обладатель премии Барбары Кингсолвер.На русском языке публикуется впервые.

Лиза Ко

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература

Похожие книги

Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези / Проза / Советская классическая проза