Читаем Мангуп полностью

Наконец спуск заканчивается, в округлом проеме становятся видны небо и небольшая природная площадка в горной породе. Они выходят на улицу. Сверху нависает массив скалы, внизу — спуск, где узкой лентой вьется тропа сквозь лес. Если пройти чуть дальше к краю площадки, встать над самым обрывом и оглянуться, не увидишь ничего. Ни богатого города, ни его огней, будто и нет здесь столицы. Только неприступная скала.

Воздух свежий и влажный после дождя. Князь встает на краю обрыва, оглядывается, жестом подзывая к себе, дышит глубоко. На губах сама собой появляется улыбка. Так каждый раз, стоит лишь взглянуть на свою землю. На любимый всем сердцем край.

— Смотри. — Широким жестом Алексей охватывает открывающийся вид. После дождя нет знойной дымки, а луна дает достаточно света, чтобы можно было без труда осмотреть округу. — Запоминай то, что видишь, все, куда может дотянуться твой взгляд, и еще немного дальше, от гавани и Каламиты[7] до южного хребта Калафатлар[8]… — Звучный голос князя эхом разносится под сводами. Наполненный неподдельной гордостью и теплом, он дрожит в груди. — Здесь ты хотел затеряться? — Алексей говорит и выглядит так, будто тут ему принадлежит все. Нет… Не совсем. Будто и горы, и леса, и далекие побережья он способен обнять и обогреть. Укрыть властью, уберечь волей. Слишком много тепла во взгляде.

— Не думаю, что именно здесь. Но если узнал бы эти места раньше — непременно захотел бы.

Уж не думает ли князь его отпустить? Титай тихо усмехается. Может, спросить? Зачем молчать, если такая мысль появилась? Вряд ли желание выбраться живым можно назвать постыдным. Но это было бы странно. Слишком странно, так не бывает. Да и князь вышел безоружным, а вокруг нет никого. Подозрительно. Так что пусть случится то, что должно.

Едва Титай решает это, едва отводит взгляд от височных колец Алексея, как открывается долина. Массив могучего леса, темнеющего внизу на крутом склоне и дальше, по всей балке. Лес парит, после дождя из него поднимаются облака. Ветер гонит их, заставляя луну игриво мерцать, и сам залетает в грудь. Горы окутаны теплом и влагой.

К обрыву Титай подходит медленно. Дышится здесь широко. Скалы греют. Округлые, обласканные ветрами, они кажутся надежным массивом, а не угрозой. К ним хочется отступить. Но он встает на краю, рядом с князем. От укола ревности, от странной тоски поджимает губы и говорит:

— Если бы хоть один правитель из тех, кого я видел, так любил свою землю и людей… По пути сюда мы не видели рабов, не слышали звуков хлыста. Оттого я правда поверил, что места эти пустынны и брошены на растерзание шатающимся разбойникам да пастухам. Но в самом городе кое-что заставило сомневаться: за день, проведенный здесь, я не видел ни одного нищего. Ни один слуга не рыдал. Ни один попрошайка не появился на рынке, ведомый голодом. Я видел купцов и ремесленников. Видел тех, кто привозит урожай на телегах и меняет его на посуду и ткани. Видел, как юноши с оливковой кожей смеются, поливая друг друга водой из фонтана. И их не трогала стража. — Титай качает головой, с силой прикусывая губу, и добавляет едва слышно: — Как будто люди… свободны здесь.

Князь выдыхает, чувствуя гордость за все, о чем говорит Титай. Его земля свободна. Его люди счастливы, и поэтому они любят его — того, кто не бьет их плетьми, кто не забирает у них больше необходимого для общего блага, кто позволяет купаться в своих фонтанах и искренне заботится о них. Стражу в Доросе не боятся, а любят, потому что воины защищают, а не нападают.

— Все так. — Алексей замолкает, готовясь произнести то, зачем сюда шел. — Если решил бежать — беги. Я показал тебе путь, и до утра пропажи не хватятся, а тебе достанет ума успеть замести следы. Или ты можешь остаться здесь и с честью принять наказание. Тебя будут судить по моим законам. И тогда, быть может, через много лет ты сможешь снова ходить по этой земле. Но свободным. — Князь поворачивается к Титаю, смотрит пристально, чуть щурясь, чтобы лучше видеть его лицо в неверном свете луны, пока порыв теплого ветра подкидывает черные волосы, делая их похожими очертанием на пламя.

Захочет уйти — уйдет. Не захочет — останется. Вот тебе и свобода воли, Титай. Вот и выбирай.

Одно дело — мечтать о чем-то. И совсем другое — когда другой человек произносит это вслух. Так вот что за дорога ведет вниз… Титай оглядывается, провожая узкую ленту белой тропы, скрывающейся в зарослях. Правда можно уйти? Прямо сейчас? Несколько шагов — и все будет позади: посол, гордые дочери ромеев, пастухи и правители, битвы за чужаков и танцы для незнакомцев. Как было бы хорошо.

— Не могу. — Титай рассеянно наблюдает, как треплет ветер полы княжеской накидки, расшитой драгоценностями. — За твою жизнь я получил бы свободу, честно добыв ее. А если уйду, буду в бегах всю жизнь. Как преступник и вор. — Ветер резко кажется холодным, приходится обхватить себя за локти, сжимая ткань накидки. — Я хотел бы свободу такую, как у твоих людей. Ее и буду добиваться.

Перейти на страницу:

Все книги серии МИФ. Проза

Беспокойные
Беспокойные

Однажды утром мать Деминя Гуо, нелегальная китайская иммигрантка, идет на работу в маникюрный салон и не возвращается. Деминь потерян и зол, и не понимает, как мама могла бросить его. Даже спустя много лет, когда он вырастет и станет Дэниэлом Уилкинсоном, он не сможет перестать думать о матери. И продолжит задаваться вопросом, кто он на самом деле и как ему жить.Роман о взрослении, зове крови, блуждании по миру, где каждый предоставлен сам себе, о дружбе, доверии и потребности быть любимым. Лиза Ко рассуждает о вечных беглецах, которые переходят с места на место в поисках дома, где захочется остаться.Рассказанная с двух точек зрения – сына и матери – история неидеального детства, которое играет определяющую роль в судьбе человека.Роман – финалист Национальной книжной премии, победитель PEN/Bellwether Prize и обладатель премии Барбары Кингсолвер.На русском языке публикуется впервые.

Лиза Ко

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература

Похожие книги

Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези / Проза / Советская классическая проза