Мангуп

– Пришелся по нраву, – соглашается, кивая, князь и тут же отвечает на предложение повторить танец: – Можешь. Только поешь сперва. – Алексей переносит поднос со столика прямо на кровать. Здесь целая гора фруктов и затерявшееся среди них тонко нарезанное мясо.

Персик исчезает под одеждами. Но гость делает всего один укус. Нельзя отвлекаться. Не сейчас.

– Благодарю за угощение, владыка. Вы щедры.

Ни капли искренности в голосе, уже давно не принадлежащем мальчишке. В таком возрасте обычно не позволяют танцевать. Хозяева любят смотреть на гибкие юношеские тела. Впрочем, это-то у него сохранилось. А рта можно слишком часто не раскрывать.

Тень поднимается с кровати. Ступает плавно, скользит на середину комнаты, обходя князя по дуге. Персик остается на подносе, затерявшись среди других. Сейчас важно не показать ни взглядом, ни речью ничего, кроме послушания. Провести ладонью по воздуху рядом с княжеским плечом так, чтобы приковать чужое внимание к шороху своих шагов, звуку своего дыхания. Поймать отголоски музыки, доносящейся со двора, вторя ей плавными движениями.

Вот бы стать цикадой. Сидеть ночью под горячим ветром совсем без одежды да смотреть на листья и луну. Не знать ни тревог, ни печалей. Умереть к исходу лета.

Алексей отмечает и низкий голос, и плохо скрываемое равнодушие. Юноша явно пришел не ублажать его. Вьется в танце вокруг ладно, умело, но речь выдает, что ему это… Не по душе? Любопытно. Тревожно, но любопытно. Настороженность и интерес окончательно растворяют хмельную муть. Звон браслетов не отвлекает, Алексей уже готов пересчитать их по памяти, если бы кто вдруг спросил.

– Научи меня! – Князь вторгается в личное, вырастает перед танцором, придвигаясь почти вплотную. Грудью к груди. Ведет рукой по воздуху у его талии, вторя чужому, свежему в памяти, жесту. Не прикасается, но ладонь так близко, что можно почувствовать кожей тепло его пальцев. Голос мягкий, совсем негромкий: к чему кричать, если слышно шепот?

Ночь скручивает горло в тугой узел, перехватывает дыхание. По лопаткам Тени мелкими уколами рассыпается дрожь. Значит, вот ты какой, правитель Алексы? Долго задавался вопросом, кем нужно быть, чтобы твоим именем назвали княжество. И хотел бы сказать это вслух, но нельзя.

– С радостью. – Можно изменить оттенок голоса, показывая толику искренности.

Это – правда. Не то, что нужно, а то, что хочется. Князь может лгать. За этим может таиться сотня уловок. Но если слова верны, то вечер обещает стать приятным. Это ведь… Интересно. Князей учить еще не приходилось. Под слоями дымчато-прозрачных покровов появляется сдержанная улыбка.

– Прошу позволения.

Формальности Тень говорит быстро и сухо, слова звучат как пустынный ветер. Касается запястья, трогает только византийские браслеты, не задевая кожи. Увлекает руку вверх вместе со своей, ведет в сторону. Другой ладонью трогает складки одежды на широком княжеском плече, качнув своими, показывая движение. Правда, под шелком получается почти незаметно.

Князь опасно хорош собой. Говорили, что умен. Говорили, что от него можно уйти лишь с пустыми руками – или не уйти вовсе. И теперь, оказавшись лицом к лицу, гость начинает разбирать правду и ложь. Но это не важно. Думается в большей степени лишь о том, что правитель не оказался искушенным в дворцовых развлечениях толстяком. Не придется хотя бы изображать приязнь, испытывая отвращение. Такого представления долго не вынес бы. А его близость будоражит, даже притворяться не нужно.

Алексей слышит, как теплеет голос юноши. Переливается новыми оттенками, которые радуют слух. Только вот движений его в тусклом свете и под темной вуалью почти не видно.

– Мы можем это снять? – спрашивает, прежде чем поймать пальцами складки легкой ткани, провести по ним, не удерживая. Повторяет движение плечами – как умеет. Блики скользят по ограненным камням, которыми расшита накидка. Он не танцор, разумеется. Но воин, прекрасно владеющий своим телом. Получается не так плавно и мягко, как у юноши, – иначе. Грациозно, со спящей до поры силой, с упругостью готовых к любой неожиданности мышц.

– Вы – можете, – отзывается гость. В его груди ворочается невыпущенный смех. Накидка падает на пол, открывая новые слои одежды. Ее подхватывает игривый ветер из распахнутого окна, сворачивает кольцами.

Теперь видно волосы, густыми волнами спадающие на спину и грудь. Красиво. Это слово вертится у Алексея на кончике языка с тех самых пор, как он увидел юношу танцующим в зале. Как же красиво.

Половина лица танцора по-прежнему скрыта, но теперь ему приходится смотреть ниже своего роста: прятать глаза, повинуясь обычаю. Тяжелые ресницы опускаются, скрывая их тенью. А плечи, да… плечи видно. Как и руки, и поджарые бока. И блеск золота в ночном неверном свете.

– Как тебя зовут? Не могу же я называть тебя Тенью, верно? – Губы трогает улыбка, пока Алексей ведет рукой туда, куда ненавязчиво увлекает чужая ладонь.

Только не теряй бдительности, князь. Не дай колдовскому взгляду затуманить рассудок сильнее вина. Пускай даже и самому хочется этого все больше.