Мангыстауский фронт

— Я хотел еще уточнить — откуда ты взял события с участием Архара, Катергепа и Анрук? Помнишь то место в романе, где Кедерей обвиняет Архара… Ведь он именно в подстрекательстве Архара видит причину своих собственных предательских намерений. Хорошо помню эти строки. Правитель изгоняет Архара, и тот умирает от жажды в пустыне. Допустим, все это было в те времена. Архар получает по заслугам. Удел предателей и завистников всегда один. Думаю, правдивы и другие факты. Мы уже говорили с тобой, что эта линия в романе небезынтересна…

— Я работаю над художественным произведением. И это оправдывает определенный авторский вымысел, хотя роман и посвящен истории. Однако жизнь сегодня — главный материал для писателя. Да и сам ты мне, собственно, говоришь об этом постоянно. Вот я и ввел эту линию. Цель была одна, чтобы читатель, угадав в своем современнике хоть одну выписанную мной отрицательную черту, беспощадно осудил его.

— Да-а-а. И после этого ты хочешь, чтобы такой человек, как Пеилжан, не настрочил на твою рукопись отрицательное заключение?!

— Кто же знал, что роман отдадут на рецензию именно ему?

— Ну, а если, предположим, ты бы знал? Неужели поступился бы ради этого правдой жизни?

— Не знаю.

— А теперь представь другое. Допустим, ты испугался, что обыватель, против которого выступаешь в книге, узнает себя, навредит тебе, и — убрал резкие места. Тогда какая же будет разница между этим самым обывателем и тобою? Вот за то, что ты не испугаешься и выступишь смело, многие люди скажут тебе спасибо. Среди них я — первый.

Волнение отца передалось сыну. Даниель с благодарностью и любовью взглянул на Кунтуара:

— Эх, почему же не все люди рассуждают так правильно и глубоко?! Те же пеилжаны и арманы? Сколько бы горя и слез можно было предотвратить?

Кунтуар понял сына. Понял не только то, что тот высказал вслух, но и о чем умолчал, что оставил за душой.

— Я видел в прошлый раз в театре Армана с Жаннат. Ты прости, но так счастливые люди не выглядят…

Даниель ответил не сразу.

— Да, — произнес он наконец в раздумье. — Счастье — вещь особая. Перехватить его, продать, купить… разве можно?

ГЛАВА ВТОРАЯ

Вся забота Акгуль была о счастье единственного сына — Армана. Мальчик рано потерял отца. Ослепленная любовью к малышу, мать прощала ему любые шалости. Годы шли, и вот уже из подростка сын превратился в юношу. Он успел понять, что мать питает неодолимую слабость к нему, и стал пользоваться этим. Словно в отместку за ее слепую любовь, сын вырос алкоголиком и картежником.

Эгоистичный и легкомысленный, он поступал обычно так, будто весь мир, все на свете люди рождены для исполнения его желаний.

Как нередко бывает, мать последней поняла, насколько трагично все, что случилось с сыном. «Видимо, судьба покарала меня, — сокрушалась женщина, — за то, что забыла молитву предков: «О аллах! Дай мне дитя да надели его рассудком и трудолюбием!» Акгуль готова была отречься от всего земного, лишь бы жизнь смилостивилась и послала ее сыну здоровье и благополучие.

Но нельзя сказать, что судьба до конца была безжалостна к Акгуль. В утешение за терпение и материнскую любовь она дала ей прекрасную сноху. И с тех пор как в дом вошла Жаннат, мать мечтала о том, что невестка многое повернет в жизни сына к лучшему. И утешала себя: «У хорошей жены и муж всегда хорош». Эта вера укрепилась окончательно, когда в семье появились два ясноглазых внука. Словно черный камень свалился с плеч Акгуль.

…Приближался день рождения хозяина дома — Ергазы. Акгуль готовилась к юбилею мужа давно. Хлопот полно, каждый день дорог. Но в сегодняшний, видно, многого не удастся сделать. Акгуль нездоровится.

День выдался серый и промозглый. Конец ноября, а земля голая, какая-то неуютная. К ноябрьским праздникам выпал было снежок, но уже через два дня растаял. Город укрыли тяжелые, грозные тучи. И зарядили дожди.

В последнее время Акгуль дважды побывала в больнице — сердце сдает заметно. Ей и сегодня трудно дышать. Она думает о предстоящем праздновании, о сыне, о невестке…

Жаннат только что выкупала малышей и одевает их в своей комнате. Вдруг раздался звонок в передней. Акгуль не стала тревожить сноху, сама подошла к двери. На пороге стояла незнакомая худощавая, скромно одетая женщина.

— Простите, здесь проживает профессор Ергазы Аюпов? — спросила она.

Акгуль стояла, прижав руки к груди.

— Здесь, проходите.

— Не супруга ли вы его будете? — Женщина говорила, словно извиняясь. — Если разрешите, мне поговорить с вами надо.

— О чем же? — заволновалась вдруг Акгуль. — Проходите, чего же стоять у порога. Это плохая примета.

Женщина медленно вошла вслед за Акгуль в переднюю, присела на диван.

— У вас… болит сердце? — спросила незнакомка.

Акгуль утвердительно кивнула головой и тяжело вздохнула:

— В такую погоду у каждого что-нибудь болит… Что же вас привело в наш дом?

Женщина смутилась, подыскивая слова, чтобы начать разговор. Потом решилась:

— Я мать и пришла к вам как к матери. Очень прошу выслушать. Только простите заранее…

— О чем вы? Говорите же толком!