Маньяк

Не похоже было, что меня хотят подставить. По условиям контракта государство не несло никакой ответственности за мою гибель, я шел на задание добровольцем, но Полковник предупредил, что буду на вторых ролях, скорее зрителем. Он был уверен: то, что я увижу, заставит меня молчать. Я пытался представить, насколько оно должно быть ужасным.

Прошло чуть больше трех недель моего добровольного заключения. Вечером я сидел с ребятами из группы перед телевизором, когда раздался прерывистый вой сирены. Я заскочил в свою комнату за каской и бронежилетом и, натягивая их на бегу, поспешил в оружейную, где мне выдали пистолет с глушителем. Калибр у пистолета был — хватит слона завалить одной пулей, выстрел из такого ничем не заглушишь.

Полковник стоял на крыльце. Это была традиция — встречать и провожать группу на задание. Мы погрузились в микроавтобусы. Я оказался во втором вместе с Маньяком, сидел напротив него. В здании мы с ним не встречались. Питался он отдельно от всех, в тренировках не участвовал. Я узнал, что за участие в операциях ему уже сбавили срок до двадцати лет. За два года, что мы не виделись, он не изменился, все то же невинное выражение на немного девичьем лице. Казалось, он не осознает греховности своих поступков, поэтому они не уродуют и не старят его. Маньяк был без каски, бронежилета и оружия. Заметив мой удивленный взгляд, он произнес со странной, как будто искусственной улыбкой:

— Они боятся меня. А инопланетянину бронежилет и каска до одного места.

Микроавтобусы остановились в южном пригороде неподалеку от того места, где произошла первая трагедия. Многие дома здесь пустовали: жильцы перебрались поближе к центру города. Полицейские машины с работающими мигалками окружили коттедж, в котором горел свет и входная дверь была нараспашку. Когда мы вылезали из микроавтобуса, Маньяк тихо шепнул мне, продолжая искусственно улыбаться:

— Живым ты не вернешься.

Офицер полиции, козырнув, доложил старшему нашей группы:

— Должен быть здесь, никто не выходил. На телефонные звонки не отвечают. В остальных домах двери заперты.

Старший доложил по рации Полковнику:

— Обнаружили. Приступаем к ликвидации.

Он дал Маньяку пистолет и с подчиненными проводил его и меня к коттеджу. Мы зашли внутрь, а они оцепили дом. Как понимаю, для того, чтобы не сбежал Маньяк. В том, что инопланетянин никуда не денется, они не сомневались.

Маньяк шел первым. Спокойно и с грациозной легкостью, будто спешил на свидание с любимой. Он миновал коридор, забрызганный кровью, остановился в дверях, ведущих в большой холл, обернулся ко мне, улыбаясь по-прежнему. Пол и стены в холле тоже были забрызганы кровью и везде валялись куски мяса, словно бы пропущенные через мясорубку с большими ячейками. В бытность полицейским я многого насмотрелся, но такое видел впервые. Мы обошли все помещения первого этажа, поднялись на второй, где было три двери. Маньяк вошел в первую, я — за ним.

Это была детская спальня с грудой разноцветных больших мягких и резиновых игрушек в углу. Кроватка пуста. Ни крови, ни трупа. Я уже хотел сказать, что здесь никого нет, но груда игрушек вдруг зашевелилась. Из нее вылез мальчик лет пяти в многоцветной, словно сшитой из лоскутов, пижаме, благодаря которой казался ожившей игрушкой. Он подбежал к Маньяку и вцепился в пятнистые маскировочные штаны двумя ручонками.

— Все в порядке, малыш, не бойся, — сказал Маньяк и погладил мальчика по голове. — Сейчас мы прогоним его, подожди нас здесь.

Мальчик безмолвно мотал головой, отказываясь расставаться с нами. Маньяк с трудом разжал его пальцы, отрывая от своих штанов.

— Давай, я с ним останусь, — предложил я. — Ты ведь и без меня справишься.

— Нет. Приказ, — отрезал Маньяк.

Пришлось мне идти за ним. Он направился к дальней двери, а мне показал на ближнюю. Это была спальня родителей. Запах тонких сладковатых духов переполнял ее. Горел и верхний свет, и ночник у кровати. Она была застелена, но поверх покрывала лежала темно-коричневая мужская пижама. Под кроватью что-то зашуршало. Я присел и увидел мальчика лет восьми, видимо, старшего брата того, что мы встретили в предыдущей комнате.

— Вылезай, не бойся, — позвал его. — Я из полиции.

Мальчик выбрался из-под кровати, не отрывая от меня взгляда круглых от страха глаз. На нем была большая белая рубашка, наверное, отцова, забрызганная кровью. Руки терялись в длинных рукавах и казалось, что их нет, оторваны, поэтому рубашка и в крови.

— Ты не ранен? — спросил я.

Он ничего не ответил, схватился рукой через рукав рубашки за ствол пистолета.

— Не бойся… — хотел я упокоить и вдруг почувствовал, что у меня выдергивают оружие.