Маньяк Фишер. История последнего расстрелянного в России убийцы

С этим нужно было срочно что-то делать, и Сергей решился на поступок, на который еще полгода назад у него ни за что не хватило бы смелости. Он надумал заняться сексом с кем-то, кто походил бы на героев его фантазий, полагая, что это поможет избавиться от навязчивых видений, которые то и дело возникали у него при виде мальчиков лет пятнадцати.

Несколько недель он собирался с духом и присматривал подходящую кандидатуру. В конце концов ему удалось познакомиться с восемнадцатилетним Тимофеем, который был не прочь с кем-нибудь выпить. Парень околачивался возле кафе в центре Одинцова. Сергей предложил ему зайти вместе в это заведение. Когда они уже изрядно выпили, Головкин «вспомнил», что у него на конезаводе припасена пара бутылок водки, а «закуска там всегда найдется». Парень настроился напиться до беспамятства, так что легко согласился поехать с новым знакомым. К тому же перспектива оказаться на конном заводе после закрытия выглядела весьма заманчивой и авантюрной.

Они ввалились на территорию конезавода глубоко за полночь и тут же направились в загон с лошадьми. Животные, почуяв запах алкоголя, начали громко ржать, поэтому приятелям пришлось ретироваться в каптерку. Добавив еще по чуть-чуть, Головкин осмелился приступить к задуманному. В конце концов, в случае чего всегда можно будет списать все на действие алкоголя.

Новый знакомый был слишком пьян, чтобы как-то реагировать, и только изредка что-то бормотал, пока Головкин раздевал его. Сергей не собирался претворять все свои фантазии в жизнь, мечтая о том, что у него с этим молодым человеком завяжутся настоящие отношения, которые излечат его от безумия и одиночества.

Он долго смотрел на обнаженного Тимофея, прежде чем решиться на оральный секс.

– Сдурел? Что ты делаешь? Тебе вообще не противно?! – замычал парень.

Сергей, склонившийся над гениталиями собутыльника, выглядел не устрашающе, а ничтожно и смешно. Отпихнув Головкина ногой так, что изрядно пьяный мужчина свалился на пол, молодой человек начал одеваться.

– Я тебя посажу. Это же пять лет, не меньше. Вот увидишь, утром же напишу заявление. Там, в тюрьме, с тобой этим с удовольствием займутся. Тебе понравится.

Парень то начинал сыпать шутками, то оскорблял, грозя милицией и без того испуганному Сергею.

– Как отсюда выйти, черт возьми?! – воскликнул молодой человек, дергая неподдававшуюся ручку двери.

– Я покажу, – сказал Головкин, мельком взглянув на лопаты, сложенные возле амбара с овсом.

– Сам справлюсь, не девушка, если не заметил, – оскалился Тимофей и наконец распахнул дверь каптерки.

До самого утра Головкин просидел на продавленной тахте, уставившись в одну точку. Он не спал и не бодрствовал, пребывая в сумеречном состоянии, придавленный животным страхом. В его сознании то и дело вспыхивали картины того, как к нему явится милиция, его арестуют и отправят в колонию. Как и кем он выйдет из заключения? Маловероятно, что подобные ему там выживают, и уж точно оттуда не возвращаются нормальными и здоровыми.

Утром Сергей вернулся к работе, но уже в пять вечера вновь пошел в каптерку и опять до утра бессмысленно смотрел в стену. Поначалу он решил написать заявление об уходе, но тогда пришлось бы вернуться к родителям, а эта перспектива его пугала еще больше. На смену бессмысленным метаниям пришла стадия смиренного ожидания ареста. Неделю он жил на конезаводе, боясь, что за ним придут в общежитие, но потом все же решился переночевать у себя.

Шли дни, но ничего не происходило. Всякий раз, когда Головкин видел молодого человека, который напоминал Тимофея, его спина намокала от холодного пота. Но ни разу с того дня он больше не видел своего случайного знакомого, да и не факт, что они узнали бы друг друга, так как в тот день оба выпили слишком много.

Впервые в жизни Головкин настолько открылся другому человеку, но ничего, кроме насмешек и унижений, это не принесло. День за днем в нем копилась злоба вперемешку с желанием, и в начале весны он вновь стал колесить по Подмосковью в поисках объекта своих фантазий. Сергей больше не собирался открываться им, ставить себя в унизительное положение, видеть в этих мальчишках людей. Для него они были испорченными элементами. Их нужно было призывать к дисциплине и наказывать. Их нужно было убивать.