– Судя по тому, что мне стало известно о преступнике, сексуальная составляющая вопроса для него второстепенна. Его очень интересуют мальчики, которым на вид лет двенадцать. Но в его случае первичное расстройство – садомазохизм, стремление к причинению боли подросткам этого возраста.
– И почему тогда он стремится к казни? – спросил Телицын. Психиатр говорил вроде бы понятные вещи, но произносил их таким тихим, вкрадчивым и мягким голосом, что уже на второй фразе следователь замечал, что теряет нить разговора, а на третьей – начинал клевать носом. Наверное, у врача это было профессиональной привычкой, но поддерживать беседу в таком ключе было сложно.
– Вы не думали, почему они его интересуют, если сексуальная сторона для него вторична? Что-то темное произошло у него в этом возрасте, событие, которое не позволило ему спокойно жить дальше. Возможно, он даже самому себе не признается в этом. Если не вдаваться в подробности, то, убивая других, он метафорически уничтожает себя. Так что смерти он не боится, а вот жизнь его пугает.
– По мне, так он должен быть насильником-отморозком, но никак не учителем, – пробормотал Телицын, когда понял, что пауза затянулась.
– Не путайте садизм с агрессией, молодой человек. Преступник слишком труслив и ничтожен.
– Я понял вас, – вздохнул следователь и многозначительно посмотрел на дверь.
– Фишер, – повторил напоследок психиатр, поднимаясь со стула. Сказывалась профессорская привычка повторять в конце разговора самое важное.
На следующий день все отделение милиции говорило только про Фишера, которого еще вчера все негласно называли Удавом в соответствии с методом убийства. Теперь уже на планерке активно обсуждался вопрос об объединении нескольких дел в одно, а допросить Квачкова приготовились чуть ли не все сотрудники милиции Одинцова, а заодно и вся областная прокуратура. Каждый хотел лично убедиться в том, что мальчик ничего не выдумывает, каждый надеялся на то, что подросток вспомнит что-то еще более важное о той встрече с предполагаемым убийцей. Сам Квачков уже не боялся милиции. Скорее наоборот. Всякий раз, когда сотрудники в форме приходили в школу и снимали его с уроков, чтобы отвезти на допрос, он вставал из-за парты со все более гордым и важным видом. Одноклассники и учителя в такие моменты смотрели на него с восхищением и уважением, так как знали, что подросток – единственный свидетель ужасного преступления. Единственный человек, который может помочь в поисках убийцы.
15
Работа с детьми
Двое подростков, хихикая и перешептываясь, шли в сторону серого блочного здания, в котором жил Сергей Головкин. В школьном портфеле одного из них звякала бутылка портвейна «777», всякий раз вызывая новую волну сдавленного смеха.
Наконец они дошли до входа в подъезд, из вежливости поздоровались с незнакомой женщиной, гулявшей с собакой возле дома, и побежали по лестнице на седьмой этаж. Головкин открыл дверь еще до того, как они успели нажать на кнопку звонка.
– Вас никто не видел? – с порога спросил он, тревожно заглядывая за спины подростков.
– Никто, конечно, дядя Сережа. Все, как вы говорили, так и сделали, – обиженно протянул десятиклассник Костя, уже немного привыкший к странностям своего мастера производственного обучения.
Головкин посторонился, пропуская ребят в квартиру. Костя и Рома бросили взгляд на груду вещей при входе. Все это можно было принять за мусор, если бы не запечатанная коробка болтов и несколько невскрытых упаковок с витаминами для лошадей. В остальном интерьер холостяцкой однокомнатной квартиры ничем не отличался от обычной для 1970-х обстановки, растиражированной в советском кино. Повсюду наблюдались приметы запустения и неряшливости хозяина. На подоконнике не мытого с прошлого года окна громоздились пустые бутылки из-под алкоголя. На стуле рядом с тахтой высилась целая гора грязных вещей, приготовленных для стирки. Причем спецодежда, в которой зоотехник обычно работал, лежала вперемешку с парадным костюмом и выходной рубашкой: по мере совершения новых убийств и неуклонного распада личности отношение Головкина к порядку и чистоте менялось.
– В универсаме стирального порошка не было, а идти в другой поленился, – пояснил Головкин, поймав изучающий взгляд Кости.
– А витамины для лошадей вам зачем? – спросил тот, присаживаясь на тахту. Было видно, что ответ ему не очень-то интересен. Все его внимание сейчас было приковано к новому японскому видеомагнитофону, который чудом удалось достать дяде Сереже.
– Продам, – пожал плечами Головкин. – Нужно же на что-то видеокассеты покупать.
– А дорого стоят? – заинтересовался Рома. Он достал из портфеля бутылку портвейна и протянул ее наставнику. Портвейн был платой за просмотр нового боевика. Головкин всегда подчеркивал, что пускает ребят по дружбе, а не за портвейн, но без бутылки подросткам приходить было неудобно.
– Эти дешевые. Дорогие под замком в ветеринарке.
– Что, так хорошо охраняют? Прямо конвой день и ночь стоит? – начал подтрунивать Костя.