Маньяк из Бержерака. Дом судьи. Мегрэ и человек на скамейке

Мегрэ намеревался провести допрос тоном «доброго дядюшки», заставить девушку проникнуться к нему доверием и в конечном итоге говорить только правду. Но ее первый ответ вынудил его изменить тактику.

Очень спокойно, как будто это было нечто совершенно естественное, она проронила:

– Нет.

– Хотите сказать, что вы не ладите?

– Я ее ненавижу.

– Могу ли я спросить почему?

Девушка слегка пожала плечами.

– Вы были у нас дома. Вы все видели сами.

– Вы не могли бы уточнить вашу мысль?

– Моя мать думает только о себе, о своей грядущей старости, она высокомерна и скрытна. Ее раздражает, что сестры вышли замуж более удачно, чем она, и всю жизнь мама старается заставить всех поверить, что живет не хуже их.

Мегрэ с трудом сдержал улыбку: девушка говорила так серьезно.

– А вашего отца вы любили?

Несколько минут Моника молчала; Мегрэ был вынужден повторить вопрос.

– Я думаю. Пытаюсь понять свои чувства. Трудно признаваться в них сейчас, когда он умер.

– Вы не слишком-то его любили?

– Он был несчастным человеком.

– Что вы подразумеваете под этим?

– Он не пытался ничего изменить.

– А что он должен был поменять?

– Все.

И внезапно она с жаром воскликнула:

– Жизнь, которую мы вели! Если это можно назвать жизнью… Мне уже давно все надоело, и я мечтаю только об одном: уехать.

– Выйти замуж?

– Не имеет значения. Лишь бы уехать.

– Вы намеревались уехать в ближайшее время?

– Не сегодня завтра.

– Вы говорили об этом вашим родителям?

– Зачем?

– Вы бы уехали, не сказав ни слова?

– А почему бы и нет? Что бы это изменило?

Мегрэ наблюдал за посетительницей с возрастающим интересом, иногда даже забывая потягивать трубку, в результате чего ему пришлось два или три раза снова ее раскуривать.

– Когда вы узнали, что ваш отец больше не работает на улице Бонди? – внезапно спросил комиссар.

Он готовился к бурным протестам, но их не последовало. Моника предвидела его вопросы и заготовила ответы. Только этим можно было объяснить ее спокойствие.

– Около трех лет тому назад. Я точно не помню. Кажется, в январе. В январе или феврале. Было холодно.

Торговый дом Каплана закрылся в конце октября. В январе и феврале месье Луи еще подыскивал место работы. Именно в то время его средства иссякли, и он был вынужден занять деньги у мадемуазель Леоны и старого бухгалтера.

– Вам рассказал об этом отец?

– Нет. Все значительно проще. Во второй половине дня, когда я обхожу клиентов…

– Вы уже работали на улице Риволи?

– Я поступила на службу в восемнадцать лет. Так уж случилось, что один из клиентов, дамский парикмахер, работал в том же здании, что и мой отец. Я заглянула во двор. Было начало пятого. В здании не горело ни одного окна. Я удивилась и расспросила консьержку, которая мне сообщила, что торговый дом Каплана больше не существует.

– Вернувшись домой, вы рассказали обо всем матери?

– Нет.

– А отцу?

– Он не сказал бы мне правды.

– Он имел привычку врать?

– Это трудно объяснить. Находясь дома, он всегда старался избегать сцен, делал все, чтобы моя мать была довольна.

– Он ее боялся?

– Он хотел мира, покоя.

В голосе девушки слышалось презрение.

– Вы решили проследить за ним?

– Да. Но не на следующий день (я была слишком занята), а дня через два или три. Под предлогом срочной работы в конторе я уехала более ранним поездом и ждала отца на вокзале.

– Что он делал в тот день?

– Посетил несколько учреждений, где были объявления о вакансиях. В полдень съел несколько круассанов в маленьком баре, затем устремился к издательству, чтобы прочитать объявления в газетах. И я все поняла.

– Какова была ваша реакция?

– Что вы имеете в виду?

– Вы задавались вопросом, почему он ничего не сказал домашним?

– Нет. Он не смог бы решиться на это. Разразился бы страшный скандал. Мои дяди и тети воспользовались бы случаем, чтобы вновь повторить, какой он безынициативный, затем стали бы лезть с советами. С момента моего рождения я только это и слышу.

– Тем не менее в конце каждого месяца ваш отец приносил домой зарплату?

– Это-то меня и удивляло. Я все время ожидала, что увижу его с пустыми руками. Но вместо этого однажды он сообщил моей матери, что попросил повышения зарплаты и получил его.

– Когда это было?

– Гораздо позже. Летом. Ближе к августу.

– И вы сделали вывод, что ваш отец нашел новое место работы?

– Да. Я хотела выяснить, куда он устроился, и решила снова проследить за ним. Но он по-прежнему не работал. Он гулял, сидел на скамейках. Я решила, что у него, вероятно, выходной, поэтому через две или три недели вновь последовала за ним, намеренно выбрав другой день недели. И тут он меня заметил. Это случилось на Больших бульварах, когда он садился на скамейку. Папа побледнел, некоторое время растерянно смотрел на меня и все-таки подошел.

– Он понял, что вы за ним следите?

– Не думаю. Должно быть, он решил, что я оказалась в этом районе случайно. Он угостил меня кофе со сливками на террасе кафе и завел откровенный разговор. Помню, стояла очень теплая погода…

– Что он рассказал?