Маньяк между строк

– Сашка, паразит ты эдакий, я все слышу! – неожиданно подмигнула здоровым глазом Инна. Со мной в отличие от Вики она говорила более дружелюбно. – Где моя «Джетта»?

– На парковке.

– Мне не жалко, забирай, – вздохнула Инна.

Я промолчал. Знала бы она, что, вместо того чтобы попытаться защитить ее, мы до последнего ее подозревали. Практически назначили Правдорубом.

– А Шляпник общался с Вадимом? – продолжала свой допрос Виктория.

Инна повела здоровым глазом.

– Они дружили в юности, а потом – не знаю. Хотя… – Инна задумалась. – А на кой пердых вы о нем спрашиваете? Хотя…

– Что хотя, Инна? Что вы знаете? – быстро подсел я к женщине, погладил ее по руке, и она немного успокоилась.

– Тебе бы врачом работать, а не словечки туда-сюда дрочить, – вдруг выдала Инна. Я рассмеялся, она тоже улыбнулась.

– Однажды я приехала к Лешке, привезла теплые вещи на зиму, и мы с Вадимом столкнулись в подъезде. Я офонарела. Важный такой, как депутат. Че приперся? – спрашиваю. А он, мол, продукты занес. Не чужие люди.

Мы с Викторией переглянулись. Вот он тот самый правильный вопрос, которого так боялся все предусмотревший Вадим Гущин. За эту случайную встречу Инна и пострадала. Вадим, конечно, понимал, что Инна будет одной из первых, кого вызовут, и она наверняка вспомнит об этом эпизоде. Тогда вся конспирация со звонками с подставных симок (император всегда звонит сам) полетит к чертовой матери. Инна – единственный человек, случайно увидевший приход Правдоруба к Шляпнику. Видимо, это был какой-то экстренный случай, потому что, как мы уже знали, обычно Вадим предпочитал назначать Шляпнику встречи вне его квартиры. Звонил, договаривался, вызывал. Никаких следов. Тут он все просчитал заранее, и его план работал, как часы, если бы не это досадное стечение обстоятельств. Инна приехала к бывшему мужу без предупреждения.

– И что, были в квартире продукты?

Инна помолчала:

– Привез пару бургеров из «Макдака». Тоже мне еда! Ха!

В палату заглянула медсестра и гневно потребовала, чтобы мы оставили больную в покое. Это не было простой перестраховкой. Инна действительно закрыла глаз и ни на что не реагировала несколько минут. Устала. От этих простых речевых усилий лицо ее стало серым и моментально осунулось, как будто она только что без лифта перетаскала несколько мешков с картошкой на пятый этаж.

– Еще один вопрос, – умоляюще проговорила Виктория и сунула медсестре пятисотрублевую бумажку. Та посмотрела на нее с презрением, но бумажку взяла и отошла к двери.

– Один, – сурово шепнула медсестра.

Поняв, что мать под присмотром персонала, Мария сообщила, что пойдет смотреть на кота, чтобы ему не было там одному страшно, и выскользнула в дверь.

– Инна, у Вадима была сестра, которая постоянно болела, из-за чего ваш одногруппник был вынужден уезжать из Самары в родной город Новокуйбышевск. Не помните, какой болезнью страдала сестра Вадима?

Инна приоткрыла глаз. Вопрос ее удивил.

– Какая еще, к чертям собачьим, сестра. Не помню я, – с трудом поворачивая язык, отозвалась Инна.

– Была сестра, Лена, Ле-е-ена, – тихо назвал ее настоящим именем.

– Все, это уже третий вопрос, – выступила из темноты медсестра и отступила только после того, как получила еще одну пятисотрублевку.

– Лена?

– Да.

– Сестра Вадима.

– Да, да, была, чтоб вас черти проглотили. Он редко говорил… Кажется, дурочка она…

Из палаты нас выставили насильно.

– Как же Ухтомская-то лихо это все просекла. Шаманка! – пораженно проговорила Вика. – Я ведь поначалу даже не верила. Никто не верил. В плане отличия мужской и женской речи и методики-то приличной не существует. Скользкая материя. А если бы сразу всерьез приняли ее доводы, могли бы додуматься до этой пары «брат-сестра» раньше. Шляпник ведь о них в дневнике несколько раз упоминал.

– Получается, Правдоруб копировал бред своей больной сестры. Как и отмечал Борисоглебский, бред оригинальный, ни у кого не заимствованный, так сказать, выращенный в собственном коллективе, – заметил я.

Виктория кивнула:

– Ага, а обвинения жертвам Гущин конструировал уже от своего имени. Потому письма и демонстрировали два типа дискурса, две стилистики: мужской стиль и женский, оторванный от реальности и максимально к ней приближенный. Верка, конечно, молодец!

Кажется, я впервые лицезрел, чтобы Вика искренне восхитилась кем-то из своих ровесников-коллег. Это было уже мало похоже на обычный симбиоз. Речь шла о небывалом для нашего кабинетного ученого-одиночки событии – о командной работе, если не сказать о дружбе.

Переноска одиноко стояла на подоконнике, кота в ней не было. Маши тоже, впрочем, мы заметили девочку, пройдя по коридору до небольшого тупика, где стояли стол и пара кресел для отдыха. Девочка сидела в кресле, обнимая осоловевшего от ужаса Филиппа. Как ни странно, несмотря на весь свой строптивый характер, кот с места не двигался, лежал и терпел, хотя вряд ли был в восторге от этих слишком порывистых детских ласк.

– Какой хороший у вас кот, – наивно заключила Мария. – Жаль, что нельзя его тут со мной оставить. Мне хоть не так было бы страшно.