Маньяки

— Может, ты и самая могущественная женщина в стране, но, если ты коснешься его барабанов, он обрушит на твои плечи целую гребаную войну.

Моя ухмылка становится шире, глаза сверкают, и он медленно качает головой в знак предупреждения, а его руки замирают, пока он наливает нам напитки.

— Ини, мини, мини, мо, — говорю я, продолжая дурацкую игру их отца. — И как далеко я зайду?

И мгновением позже я воплощаю в жизнь мечты каждого ребенка о рок-звезде. Ударяя палочками по барабанам, я играю изо всех сил, позволяя звуку эхом разноситься по особняку. Я бью по высоким тарелкам, одновременно играя на басу, и не собираюсь лгать, у меня это неплохо получается.

На моем лице появляется злая ухмылка, и как только я поднимаю глаза, чтобы встретиться взглядом с Романом, Леви врывается в гостиную, а его пальцы сжимаются на дверном косяке, чтобы быстрее протолкнуться в комнату.

Гнев горит в его взгляде, когда он бросается к ударной установке, готовый разорвать меня надвое.

— КАКОГО ХРЕНА ТЫ ДУМАЕШЬ, ЧТО ТЫ… — его голос затихает, и он останавливается, глядя на меня широко раскрытыми глазами. — Это всего лишь ты.

Леви останавливается, сгибается пополам, чтобы отдышаться, и что-то подсказывает мне, что он, возможно, был на противоположной стороне особняка, но у меня нет возможности спросить об этом, потому что Маркус влетает следом за ним, и на его лице написана паника.

— РОМАН, ОСТАНОВИСЬ. НЕ ЕБИ…

Его слова затихают так же, как и у Леви, когда он видит Романа на другом конце комнаты. Он поворачивается ко мне, а глаза его и Леви встречаются с моими.

— Что, блядь, здесь происходит? — Маркус ворчит, направляясь к бару, в то время как Леви неторопливо приближается ко мне, а его глаза горят, когда он видит меня за своими барабанами.

Роман усмехается.

— Что еще важнее, почему, блядь, он еще не надрал ей задницу, как сделал это с тобой?

Леви оглядывается на своих братьев, и в его глазах пляшут искорки смеха.

— Потому что, в отличие от Маркуса, она выглядит чертовски сексуально, делая это. Кроме того, пока она позволяет мне продолжать трахать эту маленькую тугую киску, я позволю ей играть. Черт возьми, если бы она захотела спустить штаны и насрать на них, я бы отошел в сторону, поаплодировал и дал ей понять, какой шедевр она только что создала.

У меня отвисает челюсть, и я смотрю на него с отвращением.

— Ладно, — говорю я, кладя палочки обратно. — Почему вы, ребята, всегда заходите слишком далеко?

Леви ухмыляется, как будто он только что выиграл в какую-то игру, о которой я и не подозревала.

— Но это ведь отвлекло тебя от моих барабанов, не так ли?

Вот ублюдок.

Он берет меня за руку и поднимает наши соединенные пальцы у меня над головой, помогая мне встать, прежде чем подвести меня к бару и взять наши напитки. Он усаживает меня к себе на колени, и я морщусь, все еще чувствуя Романа у себя между ног.

— Мне любопытно, — говорю я, поднимая взгляд на Маркуса. — Что Роман имел в виду, когда сказал, что Леви надрал тебе задницу? Что именно произошло? Я имею в виду, ты ворвался сюда, как будто испугался повторения истории.

Маркус качает головой.

— Нет. Абсолютно нет. Мы это не обсуждаем.

Леви усмехается, его рука опускается на мое бедро.

— Ты рассказал ей о том, что Роману выстрелили в задницу, и что когда поймал меня за дрочкой, ты предположил, что у меня встал на гребаного клоуна, так почему бы нам не поделиться этой историей?

Щеки Маркуса становятся ярко-красными, и я в шоке смотрю на него.

— ТЫ ПОКРАСНЕЛ? — Я визжу, и мои глаза расширяются, а по лицу расползается злая ухмылка. — Не может быть, блядь. Великий Маркус ДеАнджелис на самом деле покраснел! Теперь ты просто обязан рассказать мне, что произошло.

Маркус смотрит на Романа в поисках помощи, но ему следовало бы знать лучше. Роман просто улыбается ему в ответ.

— В чем проблема, братишка? — спрашивает он, его брови подпрыгивают, а глаза искрятся смехом. — Не хватает смелости рассказать ей?

Леви смеется, и я не могу избавиться от ощущения, что только что пропустила какую-то внутреннюю шутку.

Маркус вздыхает и опускается на один из барных стульев.

— Отлично, — бормочет он, опрокидывая свой бокал и передавая его Роману за добавкой. — Мне было шестнадцать, и Леви был в фазе ‘чертовски зол на все’, поэтому, естественно, как его старший брат, я взял на себя обязанность издеваться над ним как можно больше, — объясняет он. — Однажды ночью он был особенно раздражен, поэтому я разделся до гола и взялся за его барабаны.

Мои глаза вылезают из орбит.

— Хочу ли я знать, что это значит на самом деле? — Спрашиваю я.

Он качает головой, его глаза загораются от воспоминаний.

— Нет, наверное, нет, — говорит он, когда рука Леви сжимается в кулак на моем бедре, — история явно все еще производит на него впечатление. — В любом случае, Леви погнался за мной, и я, блядь, сорвался с места как пуля. Я как раз успел надеть свои боксеры, когда этот ублюдок подошел ко мне сзади и натянул их так высоко как смог.