Даже мои джинсы, ветровка и молния на рюкзаке кажутся невероятно громкими, пока я крадусь мимо матов. Никогда бы не подумала, что буду тайком выбираться отсюда в утро Хеллоуина, чтобы отправиться в погоню за ответами о мертвой девушке парня, которого планирую подставить. Но именно этим я и занимаюсь.
Я хочу убедиться, что моя зацепка реальная, прежде чем посвящу в нее Сэма. А еще я понятия не имею, во что мы ввязываемся. Если в то время этот чувак работал на смотрителей, то Сэм может оказаться под прицелом.
Я понимаю, что сделаю ему больно, но по крайней мере позабочусь, чтобы этого не сделал кто-то другой.
Я дохожу до двери и открываю ее, как вдруг…
– Веспер?
Я поворачиваюсь с чертовски нервным видом, отпускаю дверь и улыбаюсь Сэму, который стоит у шкафчиков. Скорее всего, он был там все время и наблюдал, как я крадусь к двери, словно идиотка.
– Счастливого Хеллоуина! – пищу я.
– Куда ты собралась? – интересуется он, снимая свитер. От этого его майка задирается, и я вижу полоску кожи, где сходятся косые мышцы.
Вдоль его плоского живота растет линия темных волос, исчезая под джинсами. Некоторые девочки в группе поддержки называли ее «счастливой дорожкой». Внезапно я понимаю, почему. Мои щеки заливаются краской, и я отворачиваюсь, поскольку Сэм явно заметил, куда я смотрела.
Глаза. Смотри ему в глаза.
Я поднимаю взгляд. Его губы слегка приоткрыты, одна бровь подскочила вверх. Он точно заметил. Я застываю. Сэм вскидывает обе брови, и тут до меня доходит, что он ждет ответа.
А ответа у меня нет.
По крайней мере подходящего.
– Гулять, – говорю я, снова поворачиваясь к двери.
– Стой, – окликает он, но я не обязана останавливаться по его команде.
Я продолжаю идти, но что-то в его голосе – звучащем почти так, будто он обижен, – заставляет меня притормозить.
– Не знала, что мне нужно отчитываться перед тобой.
Заметив его выжидающий взгляд, так и требующий объяснений, я ощетиниваюсь. Затем медленно подхожу, стараясь не повышать голос. Этот разговор не нуждается в дополнительной громкости.
Впервые за много дней я позволяю себе присмотреться к нему. Его глаза покраснели, густые брови сведены к переносице, лицо заросло щетиной.
Он прячет руки в карманы.
– Не должна. Просто я думал… – начинает Сэм, но потом замолкает, грустно улыбается и проводит костяшками по губе. – Хотя знаешь? Я не в праве расстраиваться, если ты не хочешь делиться со мной всем.
Он настороженно всматривается в меня, и его взгляд кромсает на кусочки остатки моей решимости развернуться и уйти.
Сэм подходит ближе, и с каждым его шагом я чувствую, как истончается между нами воздух. Лампы на потолке омывают изгиб его плеч белым сиянием.
Мне нужна его помощь, и он заслуживает честности. Ну, хотя бы частично. Эти доводы звучат достаточно благородно, чтобы закрыть глаза на темную, пульсирующую правду, напоминающую бьющееся сердце ядовитого растения.
Я делаю шаг, но цепляюсь ногой за край мата.
Начинаю крениться, и Сэм бежит мне на помощь. Я падаю прямо в его объятия.
Серьезно? Это самое клишированное клише из всех!
Момент, когда было бы уместно отступить, проходит, но он все так же держит меня за талию. А затем его взгляд опускается к моим губам.
На одно мгновение – всего на один миг, на долю секунды – я позволяю уголькам в моей груди разгореться, чтобы осветить очертание того, что росло в тени моего черного, предательского сердца. Просто чтобы оценить ущерб.
Как долго я мечтала оказаться с ним в такой близости? Когда это началось – ночью в кафе? Или в «Подполье»?
Я пытаюсь не позволить этим чувствам выбить весь воздух из моих легких. Пытаюсь напомнить себе, что через несколько коротких недель он возненавидит меня больше, чем кого-либо другого. Я не хочу облекать эти чувства в слова. Они слишком ужасны. Даже хуже. Они невозможны. Глупая, невозможная влюбленность.
Я вернусь домой. И сделаю так, чтобы больше никогда никому не причинять боль. Но, когда я смотрю на Сэма, всего на секунду… мои чувства уже не кажутся невозможными.
Вероятно, я все надумала, но его руки по-прежнему на моей пояснице.
Мои пальцы сжимаются на его груди.
На минуту я позволяю себе поверить, что между нами все просто.
Что он обычный парень с мускулами и щетиной, а татуировка на его трицепсе – просто глупая ошибка молодости, о которой нас всегда предупреждали родители. А я не гладиатор. Не трусиха и не разрушительница жизней. Я обычная девушка из группы поддержки, упавшая в его объятия, как героиня слащавых фильмов, над которыми мы всегда смеялись с Линдси.
Я пылаю от стыда и от острого, как бритва, голоса, рассекающего ядовитый туман, которым я дышу.
«Это не твоя история», – шипит он, словно вода на раскаленной поверхности.
Мне стыдно от мысли, будто у меня есть хоть какое-то право на Сэма.
Стыдно от мысли, что я до сих пор не отстранилась.