Манящая тень

– Там не сказано, что ты – властелин времени. Или смерти. Любого, кто так считает, ждет жестокое озарение. Нет. Там говорится, что мы властелины только собственной судьбы. И пусть это может показаться очень… самонадеянным? На самом деле тут речь о смирении. Ты ничего не контролируешь, кроме самого себя.

– Так ты считаешь, что существует какое-то предназначение? – спрашиваю я, рассматривая слова на стене. У нее был прекрасный почерк. Даже на кирпиче надпись выведена изящным почерком.

Дункан кивает и показывает татуировку на своем предплечье – крест, окруженный цветами.

– Как и Элиза. Она верила в судьбу. В Бога. Называй как хочешь – Высшая Сила. Элиза с Сэмом торчали ночи напролет на этом диване, – он показывает на ветхий диван в противоположной части зала, – и спорили на эту тему. Она считала, что у всего есть причина. Я знаю, каково сидеть в комнате ожидания и чувствовать себя абсолютно бессильным. Когда умерла моя жена… – Дункан запинается, и я не смею пошевелиться. – Я помню, какая меня охватила паника, пока я ждал там и знал, что ничего не могу сделать, чтобы исправить ситуацию. Я знаю, каково стоять над гробом и переполняться яростью, которую некуда выплеснуть. Некуда спрятать, чтобы перестать ее чувствовать. Все, что я мог, это жить с ней – и от этого понимания становилось только хуже. Но это мы и делаем. Живем дальше, пускай нам и сложно.

– Это полная противоположность мотивационной речи, Дункан, – шепчу я, наконец поворачиваясь к нему. Он улыбается, в его темных глазах отражается лунный свет.

– Мы не должны делать то, что предлагает нам турнир, Веспер. Мы не должны ничего исправлять. У этого Анании куда более корыстные цели, чем просто выгодное деловое предприятие. Он хочет, чтобы люди считали аномалов властелинами мира… но мы ими не являемся. Мы властелины своей жизни – не более.

Я закрываю глаза и вспоминаю ванильные свечи, которые зажигала мама перед чтением Библии. Представляю Кармен, примеряющую мои платья, и Айрис, одалживающую мои книги.

Я согласна со словами Дункана, но в глубине души не чувствую убеждения. Я начинаю контролировать свою силу и по-прежнему готова на что угодно, чтобы вернуть себе нормальную жизнь. Теперь это желание укоренилось во мне еще глубже.

– Но упустить такую возможность… легче сказать, чем сделать.

Дункан кивает.

– Знаю. Но в принятии положения вещей есть своя сила. Просто это не так соблазнительно, как контролировать его.

Я обдумываю его слова, но звучит как полная фигня. Что-то в духе того, что люди говорят себе, когда у них скованы руки. Разумеется, приятней думать, что это делает тебя сильнее.

Дункан прочищает горло.

– Как бы там ни было, я просто хотел сказать, что рад твоему присутствию среди нас, Веспер. И я все чаще замечаю, что ты неравнодушна к Сэму.

Последние слова были произнесены таким осторожным тоном, что я поворачиваю к нему голову. Он всматривается в меня, и тут до меня доходит, что он имеет в виду.

Дункан тоже это видит. Мое лицо вспыхивает.

Остальные тоже что-то заметили?

– Надеюсь, ты хорошо сегодня справишься. Я буду молиться за тебя, – говорит он, вставая.

– Спасибо, – слабо отвечаю я. Когда Дункан разворачивается, чтобы уйти, я окликаю его: – Дункан?

Он смотрит на меня в упор.

– Как ты думаешь, может ли наше предназначение быть ошибочным? – Он недоуменно наклоняет голову, и я откашливаюсь. – Думаешь, Бог совершает ошибки?

Мой голос дрожит при вопросе, который не давал мне покоя с тех самых пор, как я впервые почувствовала пульсацию в ладонях.

Дункан ждет, когда я посмотрю ему в глаза, прежде чем ответить.

– Нет, Веспер. Не думаю.

Он уходит, а я пялюсь на мат.

На него падает лунный свет, освещая засохшие пятна крови.

Но теперь я могу показать, какие из них мои.

27

Как только мы выходим из машины, я тут же понимаю, что ночь пойдет не по плану.

Сэму звонят, называют адрес, и мы подъезжаем к парковке, где пройдет третий раунд. Олдрик с Мэвис уже там, сидят у перил рядом с доком. Мы подходим к ним.

Похоже, остальные тоже уже прибыли. Позади стоят Карл с Бриони. Я заняла место пыльницы, когда превзошла ее время на верфи. Теперь нас всего четверо, а к концу ночи останутся лишь двое.

– Ординары ждут там. – Мэвис показывает на обогреваемый шатер, который поставили на погрузочной площадке. Это не столько предложение спрятаться от холода, сколько вежливая просьба свалить на фиг.

– Ему и тут нормально, – возражает Олдрик, и Мэвис пожимает плечами.

– У меня плохое предчувствие насчет всего этого, – шепчу я, укрепляя свою позицию покровителя Ясен-пня.

Раньше я толком не задумывалась, с кем мне придется бороться, но теперь этого невозможно избежать. Я буду драться либо с Олдриком, либо с Мэвис, либо с Карлом. В любом случае ситуация проигрышная.

Кто-то дважды хлопает в ладоши позади нас.

– Вперед, мои маленькие фрики и мутанты! Пора зарабатывать денежки, проливать кровушку и бла-бла-бла, – объявляет Тесса.

Вот так я и оказываюсь на лодке. Мы поднимаемся на борт. Она крытая сверху, почти как паром. Сбоку написано название: «Виктория Мария».