Манифест непосредственности (СИ)

Аналогичным образом копируются в уменьшенном масштабе и прочие явления, зачатые и зародившиеся в Античности. В значительной степени это искажает изначальный смысл явлений, создавая своего рода карикатуры на них. К тому же, легко проследить тенденцию, по которой копии становятся всё более карикатурными, их качество с годами ухудшается. В конечном итоге, копия всегда хуже оригинала, это следует из её определения. От латинского, copia, значит - множество. В отличии от оригинала, копий всегда много, они представляют собой подражание и искажение оригинала. Но согласно той же теореме о запрете клонирования, множество копий могут передать полную информацию о оригинале. Одна же копия не может полностью передавать информацию о оригинале, и потому по качеству она всегда хуже. Правда, порой бывает довольно сложно определить, имеем ли мы дело с копией или оригиналом. Например, если у нас имеется всего одна копия, или просто одно какое-то историческое явление, которое в свою эпоху не имеет себе аналогов. Такое явление, каким бы мелким по масштабу оно ни было, очень просто можно принять за нечто оригинальное. Но если мы обратимся в глубь веков, то увидим, что в прошлой истории аналогов этого явления было предостаточно, и повторялись они в куда больших масштабах. Выходит, копии как множество могут существовать не единовременно, могут вообще не сосуществовать в одном времени, и, тем не менее, поскольку их всё-таки много, и они связаны единой исторической тенденцией измельчания, то они являются всё-таки копиями, воспроизводящими век от века определённый, давно утраченный оригинал.

Но, пытаясь разобраться, когда начинается копирование и заканчивается оригинальная деятельность, мы сталкиваемся с апорией, аналогичной апориям Зенона. Согласно одной из них, горсть зерна при падении создаёт звук, одно же зерно падает беззвучно. Вопрос, так производят ли зёрна при падении звук или нет, и если производят, то сколько нужно зёрен, чтобы этот звук воспроизвести? Аристотель отвечает на этот вопрос в своей манере, показывая, что звук создаёт воздух, который перемещается горстью зерна, но не перемещается одним зёрнышком. И всё же, Зенон смотрел куда глубже звуковых явлений и подразумевал под этой апорией более глубокое противоречие, которое сегодня называют парадоксом песчинки. Мы можем сказать, что такое гора песка, можем сказать, что такое одна песчинка, но мы совершенно не знаем, какое количество песчинок уже есть гора, а какое горой не является. И действительно, с какой по счёту песчинки можно утверждать, что количество уже перешло в качество, и теперь несколько песчинок - это уже не просто хаотично разбросанная совокупность, но части некоторого целого? С аналогичным парадоксом мы сталкиваемся, когда пытаемся определить, когда начинается копия, а когда заканчивается оригинальность. Копий должно быть много, но их не возникает сразу много. Сначала возникает одна копия, но поскольку она одна, она уже не копия. Только когда появляется множество копий, каждая из них начинает представлять собой копию. Поэтому между копированием и творчеством нет и никогда не было чёткой грани. Творчество всегда несёт в себе элемент подражания, а подражание какому-то творцу всегда будет нести в себе и элемент творчества. Как разобраться в каждой конкретной ситуации где копия, а где оригинал? Да и нужно ли вообще в этом разбираться? Ведь чёткие границы нужны для этики, для гуманизма, для систем посредничества, но при непосредственном управлении, как уже говорилось выше, субординации нет, и границы между рангами не являются чёткими и однозначными. Поэтому в древности возможны карьеры, которые сегодня покажутся очень странными и даже не поддающимися никакому осмыслению.