Манифест персонализма

Кто-то будет упрекать нас за нашу дерзновенную молодость. Другие будут кричать об опасности чрезмерных обещаний. Пусть успокоятся, в мире хватает расчетливых людей, обожающих иметь дело с усредненными величинами, и людей, заинтересованных в том, чтобы их значение было еще меньше. Они представляют массу, силу тяготения, историю: о них конечно же нужно говорить, употребляя сильные слова, поскольку они одни соответствуют их устойчивому положению. Что же касается чрезмерных обещаний, то они говорят о возможностях, которые не могут быть продолжением силы, стоящей на их пути.

Сегодня в этом инертном, безразличном, неподвижном мире святость остается единственной политикой, имеющей ценность, а разум, чтобы стать ее спутником, должен сохранять свою чистоту.

6) Предательство активистов

Переоценка ценностей: отважные друзья говорят нам, что вряд ли стоит заботиться о качестве бытия, когда люди умирают от голода, когда самолеты, эти символы цивилизованности, сбрасывают бомбы на деревни Индокитая.

Дело, однако, заключается в том, что, если бы мы раньше заговорили о качестве бытия, может быть, нам удалось бы предотвратить эти несчастья. Тем не менее перед лицом уловок мысли мы будем внимательны и к такого рода протестам. Цитируют Маркса. Но уже Аристотель писал: вообще-то говоря, лучше заниматься философией, чем зарабатывать деньги, но для того, кто испытывает нужду, лучше зарабатывать деньги. Ужас нашей эпохи заключается в том, что временные проблемы выходят на первый план. Может быть, настанут такие времена, когда созерцание будет не столь тяжелым занятием. Сегодня же условия таковы, что дух не обладает свободой. Он похож на путешественника, который вынужден своими руками и крутить колесо, и смазывать его, когда это нужно. Мир потерпел аварию; только дух может вновь завести машину, и он предает себя, если остается безучастным к судьбе мира. Вот почему наше желание обязательно перерастает в действие.

Вот почему мы требуем от самых что ни на есть типичных философов, даже тех из нас, кто испытывает острую потребность в уединении, в одиночестве, спуститься на землю, к людям, соединиться с ними, жить среди них. Сила их учения не позволит им расслабиться, бежать от действительности и будет требовать от них участия во всеобщей драме. Ныне, как никогда ранее, мы должны приветствовать эту силу.

И здесь опять-таки в своих практических делах мы не можем вести себя так, как если бы требования духа исходили не от нас самих. Действие — оно плоть от плоти нашего мышления. Действовать не значит трепать нервы, играть бицепсами, демонстрируя их силу. Действовать — значит управлять и создавать новое. Разве имеет человеческий смысл бесплодное действие, когда человек, чтобы избежать давления прошлого и будущего, пускается фантазировать по поводу того, что могло бы быть? Столь же бесчеловечным является тираническое действие, которое сковывает любое волевое решение с помощью застывших формул и таким образом насильно подчиняет его себе. Первое является отклонением от требований свободы, второе — от требований истины. Первое дало нам плеяду резких, вечно куда-то спешащих молодых богов, которые в недавнем прошлом пробегали по жизни, как по светскому салону, наслаждаясь скоротечной игрой света и теней. Второе, поскольку мы берем на себя ответственность за действие, представляет более серьезную опасность. Ты посвящаешь себя чему-то, забывая о собственном характере. И вскоре сталкиваешься с такими явлениями, как плохое настроение, беспокойство, своеволие, тяга к повторяющимся формулировкам; а в итоге упорное самолюбие незаметно вынуждает нас истине предпочесть гордыню, коль скоро мы считаем себя ее проводниками, а в друзьях видеть лишь тех, кто поставляет цифры для наших сводных отчетов. Но Я, то самое Я, от имени которого нам говорить особенно трудно, когда мы вершим великие дела, наносит им первый удар. Собственнический инстинкт толкает нас ко лжи: мы уже не способны видеть несправедливость в стане своих приверженцев, как и не способны опознать справедливость за его пределами. Из свидетелей мы превращаемся в пособников, нами овладевает посредственность, мы начинаем грубо обращаться с людьми, искажать мысли, и, как бы по инерции или попустительствуя амбициям, мы еще не бросаем начатое дело, тащим его за собой, как повозку, взвалив на нее все позорящие нас грехи.

Пора перестать предавать действия, равно как и мысли. Нам надо с самого начала проявить решительность в том, что касается следующих двух принципов.