Манифест Рыцаря (СИ)

— Хоть тысячу лет я проведу в седле, а всё равно не смогу справиться с этим снаряжением, — уныло посетовал Левр, ожесточённо сдирая с рук латные перчатки, — тысячу тысяч лет — и те не помогут.

— Ты до хрена чувствительный, братец, — пробасил рослый приятель Ирбильда, Косса, ещё один эскорт-ученик, — но если ты приглянёшься какому-нибудь хорошему командиру, то можешь вполне надеяться на место в его отряде.

— Можешь не утешать, — отозвался Левр вполголоса, стараясь не показывать, как ужасно болит поясница от непривычно долгого пребывания в строевом седле, — чешуя, крылья и огненное дыхание принадлежат дракону, но драконом не сделают, отнятые у него…

— А? На турнире и драконы будут? — восхитился Косса.

Туго соображающие невежды просто обязаны были преуспеть в армии Элдойра. Левр закатил глаза, обмениваясь взглядами с Ирбильдом. Приятель развёл руками:

— Тренируйся, друг. Поможет только практика. Ещё два месяца у тебя есть.

Левру следовало ненавидеть друга, как он ненавидел и — признавая это перед собой — боялся других везучих эскорт-учеников. Конечно, самые тяжёлые годы младшего ученичества прошли. Больше никто не бил его палками по лопаткам, заставляя держать спину прямой. Другие дети не подбрасывали жаб ему в постель. Никто не контролировал, держит он или нет руки поверх одеяла, когда спит — нарушение этого правила каралось в те месяцы, когда борьбой с рукоблудием озадачивались особо рьяные проповедники в синих балахонах.

То время прошло, и все те, что задирали его в детстве и отрочестве, оставили издевательства, заменив их на холодное презрение, а много чаще ядовитые реплики. Как Ирбильд снизошёл до самого неуклюжего парня во всей Школе, Левру было неясно до сих пор. Особенно было непонятно, почему он продолжает тратить своё время на безнадёжную затею — вытащить Левра на турнирные поединки не в качестве чучела. Надо признать, эта роль Левра устраивала полностью, если означала долгожданную свободу сразу после тренировок. В библиотеке было тихо и спокойно, прохладно самым знойным летом, тепло зимой, а внимать рассказам книжников Левру нравилось куда больше, чем слушать бредовые байки мастеров меча.

Но грядущее прибытие Молодого Иссиэля, князя Загорья, со смотрами в Школу всё перевернуло с ног на голову. На библиотеку времени почти не оставалось. Левр понуро опустил голову, размышляя, за какие провинности своих предков наказан. Обломок турнирного копья упал наземь, лошадь пугливо дёрнулась в сторону, закусывая трензель. К тренировочным площадкам приближался уверенной рысцой всадник.

— Мастер-лорд Мархильт! — радостно возвестил один из эскорт-учеников, и Ирбильд, Левр и другие юноши разом подобрались, готовые поклониться.

Насколько смог за годы разобраться в своих ощущениях Левр, от низа его живота и до затылка была протянута струна, напряжённая и звенящая, и одно появление особ вроде мастера Мархильта вызывало непрерывные вибрации этой струны. Мархильт был типичным представителем новых лордов Запада: как и многие другие, он получил дворянство и земли за проявленную в войне отвагу. И, как и большинство мастер-лордов, он был абсолютно, кристально, непроходимо ограниченным. С годами они обретали хитрость и увертливость, но сохраняли сентиментальную привязанность к молодым рыцарям — вроде Ирбильда. А Ирбильд, по неизвестным Левру причинам, питал ответную щенячью привязанность к Мархильту.

К Левру Мархильт, также являющийся его Наставником, скорее являл снисходительное покровительство. Юноша не обманывался: если бы не Ирбильд, мастер-лорд вряд ли взял бы его под опеку, тем более он считался сиротой, влиятельных родственников не имел.

И всё же Мархильт, увидев своего эскорт-ученика в турнирном облачении, расплылся в улыбке, не особо интересуясь его успехами.

— Я всегда говорил, что ты найдёшь в себе силы победить застенчивость, — одобрительно произнёс он, жестикулируя в сторону возвышавшегося на флегматичной ломовой кобыле Левра. — Правда, Ирби?

Ирбильд стоически перенёс хлопок по спине, лишь чуть поморщившись. Мастер Мархильт обладал поставленным ударом и силу никогда не смирял. Оба: и ученик, и учитель — обменялись широкими ухмылками. Левру они всегда казались знаком принадлежности к клану бравых вояк-идиотов.

Если бы только у проклятого Ирбильда не было также одного из самых успешных личных сочинений о воинском мастерстве — раз в год эскорт-ученики обязательно предоставляли стихи, баллады или хотя бы прозаические заметки своим Наставникам. Ирбильд преуспевал.

Каждый год.

— Так что же, мы сможем лицезреть тебя на турнире, дорогой Левр, — Мархильт всё ещё сиял, — ты уже выбрал себе герб?

— Это всего лишь игры, — пробормотал юноша. Его учитель поднял палец: