Манифик

Он чувствовал, что не мог солгать ей. Он мог сказать неправду кому угодно, но только не Елене. Он помнил, что она для него сделала. Если бы не она, он все так же и существовал бы на территории дурдома. Если бы он хорошо себя вел и принимал нужные таблетки, возможно, ему бы даже вручили четырехгранный ключ от всех дверей и позволили ездить с тележкой на пищеблок, точнее, контролировать того, кто эту тележку тащит, но за ними всегда бы следовал широкий санитар сопровождения. Трудотерапию назначали только самым прилежным, но все равно должен был присутствовать надзиратель. Ему, Исаю, в карму, то есть в историю болезни, записали бы важные плюсы, что могло бы посодействовать его освобождению, так как комиссия проходила раз в шесть месяцев и она оценила бы рвение человека на принудительном лечении. Возможно. А возможно, и нет. Но благодаря Елене он вышел гораздо раньше, без постоянных тележек в обязанностях и уборки территории от пожухлой листвы или замерзшего снега.

Потому он ничего ей не ответил. Но он четко помнил, что скрежет железа вернулся в его голос только тогда, когда она отменила ему таблетки. Или, скорее, не возражала против их отмены. А значит, его поступок правильный и сомнению не подлежит.

Исаю тогда вдруг стало так легко. Прямо на следующее утро после отмены. Он привык жить, словно на его груди висела тяжелая наковальня. А потом он вмиг от нее освободился и вдохнул воздух по-настоящему. По-человечески. Каждая капля кислорода словно впилась в его мозг и принесла такое отдохновение, которое сравнить было ни с чем невозможно. И в то же утро голос внутри стал громче и Исай почувствовал его силу, по которой скучал. Теперь он позволил себе видеть жизнь такой, какая она была на самом деле. Отличать черное от белого без сомнений, потому что в голову вернулся ориентир.

И да! Он, конечно же, заметил «изменение в своем состоянии», о котором спрашивала Елена. Он превратился из обычного человека во всемогущего. Он понимал, что такое нельзя выставлять напоказ, потому внешне оставался прежним, но там, внутри, он стал другим. Он вернулся к свой сути, а главное, он услышал и понял свое предназначение – сделать человечество счастливым, и не просто, как раньше, пропагандируя счастье. А устраняя помехи раз и навсегда.

Раздался стук в дверь. Исай ждал его. Он знал, что придет Аврора и избавит его от лишнего накопившегося груза ненужных тяжелых эмоций. Ему это необходимо, иначе как он сможет видеть по-настоящему?

– Входи! – скомандовал он.

Аврора вошла в спальню. На ней были латексные стринги, ее грудь была опоясана черными кожаными ремнями. Сережка в пупке блестела, словно утренняя звезда. Волосы заплетены в две косички, концы которых лежали прямо на сосках. Не двигаясь. Потому что на каждой висели тяжелые серебряные броши, которые Исай купил дорого в Италии во время их путешествия, когда продумывал ее образ. Аврора прошагала на высоких каблуках к кровати. Она швырнула в Исая наручники с крепким кожаным ремнем: один его конец был зафиксирован на середине длинной цепи, которая соединяла запирающие механизмы, другой заканчивался ошейником, в надглоточной части было кольцо, к нему карабином был пристегнут поводок.

– Ты знаешь, что с этим делать. Надевай, – сказала она, держа в другой руке плеть-многохвостку. – Сегодня ты будешь делать так, как я хочу.

Обычно эту роль играл Исай. Но сегодня Аврора, как всегда, понимала его больше, чем все остальные. Он повиновался, нацепил ошейник, отдал поводок в ладони девушки, сам лег на живот и свел руки в области поясницы. Его жена застегнула на них наручники. Потом обошла его, водя кожаными хвостами плети по телу, и уселась перед его лицом, раздвинув ноги. Она отодвинула мешающий латекс и потянула за поводок – Исай, словно огромный червь, подполз ближе и получил хлесткий удар плетью по спине.

Боль, которую он почувствовал, была вкусной, как и все остальное…

Утром он смотрел на себя в зеркале с чувством покоя. Ведь, в конце концов, он сам выбрал свою королеву. И прошлая ночь была необходима, иначе бы он отдалялся от своей цели. Ему время от времени нужны были унижения. Ведь именно они спасали от чувства собственной важности, которой страдали все пророки и мнимые учителя, включая Кастанеду. А Исай стал ощущать присутствие такого переживания. Ведь только оно заставляло его совершать ошибки. Он осознал это, особенно со смертью Киры.

За завтраком Аврора молчала и не поднимала на него глаза. Он заметил это. Встал и обошел широкий стол. Подойдя к ней, обнял ее лицо ладонью, так чтобы в просвете между большим и указательным пальцем оказались ее губы. Он поцеловал их коротко, сказал, что все хорошо и для него была важна прошедшая ночь. Она слегка кивнула в ответ, когда Исай убрал руку, и натянуто улыбнулась, все так же не поднимая глаз.

После завтрака он собрался и уехал в офис. Один. В Авроре нужды не было. Она нужна будет через пару недель. Следующее шоу, по его планам, должно было состояться через полтора месяца. А сейчас нужна была подготовительная работа.