Манифик

– Тогда отвечу я, – продолжила следователь. – Ваш муж, – она ткнула пальцем в последнюю фотокарточку, – подозревается в убийстве этих трех человек. – Дрозд прочертила по столу ладонью. – Возможно, жертв гораздо больше. Во всех трех случаях мы нашли отпечатки его пальцев, а в случае первой жертвы, – она ткнула пальцем в фотографию проститутки, – мы даже имеем презерватив со следами его биологической жидкости внутри, а ее – снаружи. – Она посмотрела в глаза Авроры и прочитала в них ужас. – Можете ли вы дать какие-то свои пояснения по этому поводу? Вы, конечно, имеете право не свидетельствовать против вашего супруга согласно статье номер пятьдесят один части первой Уголовного кодекса, но, мне кажется, в ваших интересах изложить все, что вы об этом знаете, если вы, конечно, не являетесь соучастником процесса.

Дрозд прекрасно понимала, что никакая Аврора не соучастник, но ее отчаянный поступок обрести собственную жизнь подсказывал следователю, что девушка побоится бросить на себя хоть какое-то пятно причастности к убийствам, потому будет очень разговорчивой и расскажет все свои мнения по этому поводу. А они могут вывести следствие на новый уровень.

Аврора закашлялась, схватилась за горло и прохрипела, что ей нужна вода. Дрозд сняла очки, указала ими сначала на пустой пластиковый стакан перед несчастной, а потом на кулер с водой. В этот момент следователь почувствовала себя последней сволочью и подумала, что ей нужно было пойти учиться в медицинский институт или даже, как ее матери, в медучилище. Она бы тогда смогла просто помогать людям, чувствуя, что делает для них все возможное, и испытывать чувство вины и грусти только из-за того, что не помогла им больше, чем на это была рассчитана их жизнь, в случае летального исхода пациента.

Какое бесконечно ущербное состояние, подумала Дрозд, наблюдая за тем, как Аврора возле кулера опустошает третий стакан воды. Может быть, поэтому ее мать забросила медицину на начальных этапах, после того как несколько месяцев проработала медсестрой, и поступила на факультет психологии. Нельзя обслуживать чужую жизнь, она все равно когда-нибудь заканчивается, а ты в итоге остаешься с тысячами чужих смертей. Лучше внедрять свои концепции в окружающих. Ну или чужие, но с которыми ты согласна, на худой конец.

А что она сама, Виталина Дрозд? А она обслуживает выживание человечества. Это если глобально. В масштабе собственной личности она копается в человеческом дерьме. Как санитар леса. Охотится за падалью в самом табуированном смысле этого слова.

– Я ничего не знаю об этих людях, – тихо сказала Аврора, напившись, вернувшись назад, сев на стул и сложив руки на коленях, словно девочка, которую вызвал к себе директор интерната как жертву, на которой можно отыграться за неудачный день.

Виталина попыталась надавить и объяснить, что об этих людях можно ничего и не знать, но вполне вероятно припомнить какие-то моменты из жизни супруга, которые так или иначе могли быть связаны с подготовкой его к этим убийствам, тем более что Аврора обладала феноменальной особенностью в плане своей памяти.

Аврора вдруг резко отшвырнула от себя фотокарточки, потом закрыла лицо ладонями и долгое время шумно дышала, словно человек, который пытается справиться с приступом паники. А потом повернулась спиной к следователю и резко потянула кофту вверх, оголив спину.

Дрозд увидела, что вся ее спина в шрамах: где-то – свежих, красных, ярких, где-то – белесых, уже зарубцевавшихся.

– Что это? – спросила следователь, прекрасно понимая посыл девочки напротив.

Аврора опустила руки и позволила кофте прикрыть ее спину.

– Это то, как мы с ним жили.

– Он истязал тебя? – спросила Дрозд.

– В этом смысле нет, – едва улыбнулась Аврора, и в ее улыбке было что-то похожее на воспоминание об удовольствии. – Его спина не менее красива. Просто некоторые люди могут достичь радости от близости только через боль.

Виталина молчала, ожидая продолжения.

Аврора рассказала, что им обоим нравилось то, что они делали друг для друга в постели. И она заметила, что при смене ролей удовольствия получал меньше тот, кто боль причинял. А Исай постоянно работал, ведь вся команда была на нем, все сценарии, тексты, репетиции и подбор персонала. Он работал круглыми сутками. Иногда приходил уставшим и полумертвым. И потом несколько часов он хотел боли и унижений. По-другому он не мог расслабиться.

Дрозд не стала уточнять, насколько Авроре это претило. Видимо, не сильно. Вероятно, они правда нашли друг друга: две жертвы, которым периодически нравилось быть палачами.

– Вы хотите сказать, что психические особенности вашего мужа вполне могли толкнуть его на убийства? – спросила Дрозд больше для того, чтобы подтолкнуть застрявшие объяснения со стороны Авроры, нежели получить конкретный ответ.