Mания

— Ну вот и все. И помните, что теперь эти крылья всегда будут стремиться друг к другу. — произнес тату-мастер

Он сфотографировал свои произведения на плечах Джима и Леоны, и они радостно переглянулись, глядя на фото.

Вечером они лежали на полу перед камином, Леона прижималась к груди Джима, а он гладил ее по руке. В огне потрескивали дрова, и в их глазах отражались языки пламени.

— Ты заметил, по-моему, в последнее время я стала какой-то другой. Более живой, энергичной, как будто мне все нипочем.

— Да, это уж точно. Энергии тебе не занимать. — сказал Джим, и она почувствовала его усмешку, а затем сладкий поцелуй возле уха.

***

Спустя сутки, сидя за барной стойкой, они заканчивали ужинать. Фоном играла музыка. Леона вслушивалась в неспешную симфонию и смотрела на Джима.

— Чем хочешь заняться? — спросил он, отставив пустой бокал в сторону и подперев подбородок рукой.

Леона пожала плечами.

— Удиви меня. — уголки ее губ медленно поднялись вверх.

Джим сверкнул серостью глаз и хитро улыбнулся. С загадочным видом подошел к Леоне, взял ее за руку, и отвел ее в небольшую, темную комнату.

— Стой на месте.

Он отошел в сторону и включил светильник. Слабый свет лампы освещал лишь небольшой участок, но Леона заметила справа от двери комод и кресло у стены. Что-то сверкнуло сверху, и она подняла голову. Под потолком был закреплен каркас с кольцами и карабинами. Не «посвященные» бы заволновались, но она отреагировала спокойно, ни о чем не спрашивая. Включив на телефоне приятную музыку, Джим подошел к ней ближе, и пальцем приподнял ее подбородок.

— Не опускай голову. — мягко приказал он.

Его руки скользнули вдоль ее бедер, и Джим стал медленно раздевать ее. Во всем теле Леона ощущала порхание бабочек, когда он прикасался к ней. Избавив ее от одежды, он поцеловал ее губы и отошел на пару шагов назад, любуясь совершенным женским телом. Затем подошел к комоду, достал длинную льняную веревку и повязку для глаз.

Лишив ее возможности видеть, он ощутил, как подрагивала жилка на ее лбу.

— Не бойся, я не причиню тебе боль. — она дернула головой, ощутив его шепот возле уха.

— А я не боюсь. Я полностью доверяю тебе.

— Хорошая девочка. Заведи руки за спину.

Он достал из неосвещенной части комнаты стул, и усадил на него Леону.

«Шибари — древнее японское искусство связывания».

Джим сложил ее руки одну под другой, обвязал кольцом веревки чуть выше локтя, и связал с запястьями. Другой веревкой обвязал ее талию, подчеркнув форму груди и хрупкость плеч. Дыхание Леоны стало более глубоким, которое плотно упиралось в тугую веревку. Но страха нет, было только невиданное до этого момента удовольствие. Чем больше веревок опутывало ее тело, тем сильнее она впадала в медитативное состояние. От давления бандажа деятельность мозга затормаживалась, она утратила чувство времени, а в крови выработалось большое количество эндорфинов. Позже, все тело Леоны обвивала идеальная паутина. Она была полностью обездвижена, лодыжки и колени связаны. Оставался последний штрих. Прикрепив карабины к веревочному корсету, Джим ловким движением поднял Леону наверх, подвесив свое «произведение искусства» в воздухе, на специальном кольце под потолком. Джим собрал ее волосы в хвост и вплел их в узор.

— Все хорошо? — уточнил Джим и сел в кресло напротив нее.

— Да. — томно ответила Леона.

Он с особым удовольствием любовался идеальным бандажом, что сковал ее тело. Она была добычей, так ловко попавшей в его сети, а он — пауком. Его взгляд скользил по веревкам, с помощью которых ее грудь так сексуально выпячивалась, подчеркивая каждый вдох и выдох. Тело быстро привыкло к боли, расслабилось, жилы налились кровью, и застывшие в одной позиции мышцы начали издавать импульсы и вибрации, неведомые никогда раньше. Леона испытывала состояние сладкого онемения, теряя чувствительность снаружи и обретая ее изнутри. Джим расположил узлы таким образом, чтобы при малейшем движении девушки их давление приходилось на эрогенные зоны. Леона находилась под воздействием сокрушительных волн, атакующих ее тело. Пограничное чувство где-то между болью и наслаждением. В таком положении она была особенно уязвима и восприимчива к каждому прикосновению, воспринимающееся, как особый акт власти.

— Джим. — позвала она.

— Что-то не так? — с тревогой в голосе спросил он.

— Нет, просто хотела убедиться, что ты здесь.