Мания страсти

Она была забавной, ничего общего с этими чокнутыми, на которых обычно нарываешься в подобных ситуациях. Внешняя оболочка прорывается, появляется какая-то другая, женщины слегка теряют голову, им нужен подобный опыт, они воспользуются им, чтобы пойти дальше. В таких случаях везет обычно маргиналу, он окутан тайнами, в нем подразумевается мужественность, он сдержан по определению, с ним обычно берут реванш за мужа-госслужащего или доходного любовника. Они сами напуганы, шквал Истории вымел их на улицу или куда-нибудь еще, карьера под угрозой, Биржу штормит, партнеры гадят. Эта была на высоте, знала себе цену, опытна, ловкие пальцы, жадные губы, искусно приглушенные крики. Она даже не стала раздеваться, подняла платье, профессионалка, с места в карьер. «Ладно, спускаемся». Я: «До скорого?» Смеется.

Франсуа, внизу, вел бурную дискуссию с будущим министром. В конце концов, он играл по-крупному, хотя кто знает. Будущий министр только что переговорил с известным академиком, весьма эмоциональным, имеющим вес в кругах, связанных с прессой, типичный инспектор, с ужимками массовика-затейника на круизных теплоходах. Он заметил меня издали, в течение трех секунд лицо его старательно каменело, он знал, что я пописываю в некий экстремистский журнальчик, едва читаемый, но тем не менее. Итак, ненависть старого крокодила, которую он быстро попытался обуздать. Этот сполох во взгляде, хищный лязг челюстью. Этот выпирающий вперед зуб, ладно, пока не время, переждем, укусить можно и сзади. В тот момент он как раз расточал комплименты некоей актрисе, звезда которой уже закатилась, актриса вилась вокруг него и вокруг себя самое, плевать он хотел на это, она тоже, но у скрытой камеры свои преимущества. Возле них — еще одна шишка, изрядно потрепанная, экс-сталинист, ныне яростный демократ-изобличитель; ревностный директор культурных программ, настоящий выходец из народа; один бывший режиссер, загримированный, чопорный, с виноватым видом; философ-дебютант весьма скромного происхождения, твердо решивший сделаться записным моралистом происходящей в эти дни чистки; фотограф ночной жизни с сальными волосами; главная редакторша модного журнала, затопленного рекламой; исландский писатель, знаменитый своими меланхоличными романами; кинозвезда, вся подбитая силиконом и коллагеном, уже сходящая с дистанции, так толком и не начатой; два директора телеканалов со своими любовницами, членами той же секты; продюсер-наркоман и его новый любовник, одним словом, прокомпостированная пустотой номенклатура.

Я восторженно наблюдал за барахтаньем Франсуа в этом водовороте. Он прекрасно осознавал, чего хочет, он готов был лавировать, настаивать, уступать, добиваться. У каждого (и каждой) имелось свое уязвимое место, какие-нибудь побочные связи, возможные денежные поступления, не затянувшаяся еще рана. Он играл на этих клавишах, Франсуа, и, надо сказать, умел нажать правильную ноту. Музыкант в своем роде, один из лучших из нас, несмотря на критику тех, кто — наивные провокаторы — считали себя более чистыми. Никто не должен знать, кто мы такие. Никто, даже мы сами.