Мания страсти

Итак, следует ли предположить, что Путь (Дао) изменчив, переменчив, непостоянен? Если это так, то не стоило и называть его так. Предметы и явления изменяются, превращаются в собственную противоположность, становятся совсем другими, но ведь тот факт, что предмет есть предмет, он-то, этот факт, предметом не является и, следовательно, остается неизменен. Я говорю мания страсти, потому что напрасно я менялся, прогрессировал, эволюционировал, соскальзывал, отступал, худел, набирал вес, старел, молодел, останавливался, вновь пускался в путь, в сущности, я всегда следовал этой страстной маниакальности. Я испытываю сильное желание сказать, что это она живет мной, умирает мной, использует меня, формирует, покидает меня, забирает вновь, катит меня по дороге. Я ее забываю, вспоминаю о ней, я доверяю ей, она прокладывает дорогу сквозь меня. Я являюсь собой, лишь когда она — это я. Она обволакивает меня, покидает, советует мне, отказывается от меня, уходит, возвращается. Я рыбка, плавающая в ее воде, одно имя среди сонма ее имен. Она позволила мне родиться, она знает, как заставить меня умереть.

Я плыву, она плавает вокруг меня. Я сплю, она возле меня бодрствует. Бодрствую я, и ее сон наставляет меня. Я говорю, она замолкает, слушает. Замолкаю я и знаю, что она говорит на своем языке, дарованном ею и впитанном ею. Я пишу, она читает. Я читаю, а она тут же обдумывает, что может быть написано еще. Я устаю, она ни минуты не сидит на месте. Я размышляю, подсчитываю, а она отвлекается, растворяется в воздухе. Я испытываю страх, она невозмутима. Я спокоен, а она взрывается, как петарда. Я радуюсь, она страдает. Я страдаю, она счастлива. Я шагаю на солнце, она погружается в непроглядную тьму. Я открываю глаза в черноту, она растянулась под слепящим солнцем. Я спокойно смотрю на море, она погружена в кошмарные видения. Для меня сейчас зима, для нее весна. Я сажусь в самолет, она купается. Я на послеполуденном пляже во Франции, она утром в лифте какого-то нью-йоркского небоскреба.

Я сознательно смешиваю Дао и Дору. Как если бы она пришла подержать меня на этом китайском Пути, ну и обратное утверждение верно уже по определению. Музыка понимает это лучше, чем мы. «If music be the food of love, play on…» Помнишь этот «Вечер королей», который мы смотрели с Кларой в Лондоне? «Двенадцатая ночь» Шекспира, или «Что угодно…», «What you Will»… Еще один раз он поставил свое имя, Will, перед своим произведением… «Любовь питают музыкой; играйте»[12]… Это первые слова пьесы… Их напевает Клара в парке Святого Джеймса… А затем возникают весьма странные видения Виолы, Оливии… Но пусть сначала говорит Орсино, герцог Иллирийский, Шекспир или сам Моцарт:

Любовь питают музыкой: играйте
Щедрей, сверх меры, чтобы в пресыщенье
Желание, устав, изнемогло.
Еще раз тот напев, тот, замиравший.
Ах, он ласкал мой слух, как сладкий звук,
Который, вея над грядой фиалок,
Крадет и дарит волны аромата.
Довольно. Нет, — он был нежней когда-то.
О дух любви, как свеж и легок ты!
Хоть ты вмещаешь все, подобно морю,
Ничто в твою не сходит глубину,
Как ни было б оно высокоценно,
Не обесценясь в тот же самый миг!
Мечтанье так богато волшебствами,
Что подлинно волшебно лишь оно.