Мания страсти

— Терпеть не могу это выражение «литературное произведение». Речь совсем о другом.

— Ну а все-таки.

— Ладно, думаю, оно будет постепенно разрастаться, как замок в стиле барокко. Сначала что-то вроде охотничьего домика, такой секретный уголок для молодежи, китайский павильон где-нибудь на отшибе. Затем начинаются земляные работы, рытье, возведение насыпи, закладка фундамента, водоемы, подземелья, туннели, лестницы, террасы, чтобы продемонстрировать, что фантазия и свобода воображения возникают не просто так, все это требует времени, упорства, строгости, пунктуальности, математических расчетов, здравого смысла. Вот тайники, рвы, редуты, оборонительные укрепления, которые в один прекрасный день все равно будут снесены, дозорные башни, посты наблюдений, тенистые аллеи, дворики. Сооружение растет, и теперь всем хотелось бы, чтобы этим все и ограничилось. Но нет, мы ведь еще не приступали к устройству интерьера: я, пожалуй, начну с плафонов, по крайней мере два из них я распишу с размахом, дав волю безудержной фантазии, пусть здесь царит буйство красок. В эту минуту у тех, кто посещает строительство, еще создается впечатление, что это будет какое-нибудь общедоступное место, гостиная для балов, музыкальный салон или музей, куда все будут иметь доступ согласно правилам гостеприимства и законам демократии. Подняв головы вверх, к этим хороводам обнаженных ангелочков, они будут убеждены, что все это делается исключительно для них. Сомнения начнут посещать их, когда на стенах появятся первые фрески: женщины, вакханалии, пейзажи, портреты, актеры и актрисы, порой даже узнаваемые, музыканты, танцовщицы, галантные празднества, словно сошедшие со старинных гравюр, звериная дерзость, уродства, преображения, легко прочитываемые исторические аллюзии, личные воспоминания. Появится некоторое разочарование, послышится какой-то недовольный шепоток. Так значит, это здание построено, чтобы в нем жить? И кто же там собирается жить? Автор? Тогда все не так просто, вот ведь картины на определенные сюжеты, современные, какие-то политико-экономические нравоучения, персонажи вполне узнаваемые, но, если так можно выразиться, обращенные на себя, к себе. Вот зажигаются люстры, скоро начнется концерт. Но ведь мы у себя, не так ли, со всеми современными удобствами, ванной, телефоном, факсом, радио, телевизором (радио настроено исключительно на музыкальные программы, а телевизор на всемирные новости). Автор почти весь день сидит в библиотеке, но она через потайную дверь сообщается с секретной лабораторией. А там нужно следить, чтобы не погасла печь, идет эксперимент алхимика. В начале третьего тысячелетия нашей эры? Нет, это совершенно невозможно. И тем не менее это так. Ночью он садится в машину, возвращается в город под другой личиной. Работа поглощает его почти целиком, но развлекается он также немало и с удовольствием. Иногда, в полдень, его видят на террасе, нависающей над водой, он сидит лицом к югу…

— Почему к югу?

— Солнце.

— Ну тогда ладно. А этот замок кому будет принадлежать потом?

— Никому. Ты забыла, что все это только слова. Ничего материального, в общем, или почти ничего. Никому, это значит каждому и каждой, всем понемногу.

— А как же авторские права?

— Ничего общего. Немного шума, немного дыма.

— А сам автор?

— Можно будет похоронить его где-нибудь в парке.

— Между строчками?

— Над строчками. Но тише, наступил вечер, все комнаты залиты светом, один за другим входят и рассаживаются музыканты. Темноволосая пианистка готовится играть. Разве это не то же самое, что было два века назад, разве не та же чайка над водой? Автор здесь, возле окна, чуть закрыт шторами. Запах лугов и деревьев заполняет гостиные и спальни. Над черными кедрами блестит луна. Служанка, миловидная филиппинка, очень жизнерадостная, поправляет корсаж, поднимаясь из погреба с корзиной бутылок. Пианистка глубоко вздыхает, словно погружаясь в собственные легкие, словно становясь своей спиной, шеей, плечами. Вот ее руки, они появились как-то сразу, ее пальцы. Неужели я сплю? Это она?

— Это она.

— Это она: Оливия, Виола, Розалинда, Мария, Марта, Марина, Корделия, Крессида, Хелена, Дездемона, Сесилия, Клеопатра, Клара…

— А еще я и ты. Везде только музыка?

— И ничего вне ее. Все остальное ложь.

— Огромная ложь?

— Вселенская. И пусть три ноты исчезнут. Вот.

Дора в другой раз:

— Забыла тебе сказать, день показался бы мне совершенно отвратительным, если бы я время от времени не думала о том, как обниму тебя вечером.

— Очень мило с твоей стороны.

— Нет, это правда так. Вокруг такая тоска. Я все время лгу, каждую минуту. Разумеется, как можно правдоподобнее, это лучший способ.

— Развлекаются одни только животные. Ну и некоторые человеческие особи. Например, мы.

— И еще цветы.

— Шекспир сказал, что у фей вместо букв — цветы.

— А где пролетали феи?

— Ты сама это знаешь. Они проследовали за богами в места их уединения.

— Уединения?

— Ну да, везде столько шума. Полное затмение.