Маникюр для покойника

– Вот и хорошо, – удовлетворенно вздохнула Наталья, – на такую клятву даже ты не наплюешь!

Анна Федоровна просидела в больнице до утра, а Наталья Федоровна словно посчитала свою миссию на земле законченной и скончалась, едва стрелки часов подобрались к семи.

Директриса приехала домой и рассказала сыну правду, но не всю. Домыслы золовки об отце Славы она повторять не стала.

Котик перепугался безумно. Это сейчас близкий родственник, находящийся в не столь отдаленных местах, воспринимается людьми как некий знак отличия. Иметь в анамнезе пару лет отсидки или по крайней мере племянника-братка стало чуть ли не престижным для любого человека, стремящегося сделать карьеру. Но в 1980 году ситуация была полярной. Брат-уголовник! Просто катастрофа!

– Мамуля, – задрожал Костик, – как же так, у меня по всем анкетам проходит лишь Марьяна, а если в КПСС вступать? Не могу же я в партийных документах врать? Ну и учудила ты, раз уж отдала сыночка, так и оформили бы все по-человечески. А то вон сколько новостей, и тетка у меня, оказывается, была, и брат есть! А Яна-то – ни гугу, ай да сестренка!

– Наталья не могла усыновить Славу, – шепнула мать.

– Почему? – удивился Котя.

– Она никогда не была замужем, а одиноким женщинам детей не дают, – пояснила директриса.

– Вот новость так новость, – не успокаивался Котик. – Господи, ну как теперь в КПСС вступать.

Но имевшая в письменном столе красную книжечку с профилем В. И. Ленина мать неожиданно высказала диссидентские настроения:

– Значит, не вступай!

– Да, – заныл Котя, – в институте все говорят, на гастроли за границу только партийных берут. Значит, уголовнику помочь хочешь, а меня, родного сына, побоку.

– Но Слава тоже мой сын, – возразила Анна Федоровна.

– Что-то ты об этом поздно вспомнила, – парировал всегда вежливый Котик.

В первый раз они поругались по-настоящему. Вечером Анна Федоровна нарушила тягостное молчание и сказала сыну:

– Вот что, Котя, не волнуйся. Никто ничего не узнает. Славик не указан и в моих анкетах. Вернется, скажем соседям – двоюродный брат.

– Он что, здесь жить станет, с тобой? – испугался Костя.

– Нет, конечно, – ответила Анна Федоровна, – вернется по месту прописки, в квартиру Натальи.

В 1983 году Слава вышел. Никакой радости встреча братьям не доставила. Так, посидели рядом, дивясь на свое редкое сходство, поболтали. Честно признаться, разговаривать им было особенно не о чем. Котик трещал о новых фильмах Феллини и Антониони, восторгался постановками Юрия Любимова, Славик молча кивал головой, старательно пряча левую руку, где на среднем пальце красовался вытатуированный перстень.

На свободе младший Катуков пробыл недолго. Примерно через полгода вновь загремел в Бутырку, уже за кражу. Теперь с передачами в угрюмый двор на Новослободской улице бегала Анна Федоровна. В декабре, после того как Славика осудили, директриса заболела и попросила:

– Котя, свези вещи с едой на Красную Пресню, в пересыльную тюрьму.

И, видя, как изменилось лицо сына, быстро добавила:

– Мороз, он в летнем, замерзнет.

Костя послушно отволок тюк с ватником, ушанкой и валенками, а также передал мешок с сухарями, чаем, сахаром и неожиданно попал на свидание.

В длинной комнате, разделенной грязным стеклом, множество людей орали в телефоны. Котя тоже взял трубку, глянул перед собой и ахнул. Он словно смотрелся в зеркало, только отражение было коротко стриженным, бледным и одето в жуткую мятую черную куртку.

В Мордовию, куда заслали Славу, Костя не ездил, впрочем, Анна Федоровна тоже, передачи таскала Яна, явно жалевшая мать. Она же оставалась там на короткие, двухчасовые и длительные, суточные свидания.

В 1986 году Славик освободился подчистую и вернулся в Москву. Начинался период дикого разгула демократии, а в лагере Слава свел знакомство с Анзором Калашвили, богатейшим, как их тогда называли, цеховиком. Анзор ухитрился открыть подпольный цех по пошиву домашних костюмов и в мгновение ока сколотил состояние. Слава же, владевший карате, не раз защищал Анзора от урок, желавших опустить смазливого грузина.

Калашвили вышел чуть раньше и встречал Славу на перроне Курского вокзала. Когда Славик выбрался из вагона, в ватнике, черной кепочке и солдатских сапогах, он даже не понял, кто этот роскошно одетый гражданин, кинувшийся к нему с радостным криком. Анзор успел зарегистрировать швейный кооператив и наводнил столицу сотнями блузок, которые неизбалованные москвички хватали, словно горячие пирожки. Стоили изделия в пять раз дешевле турецких, а качество было лучше. Калашвили работал на совесть и никогда не пользовался гнилыми нитками.