Маникюр для покойника

– Надо открыть! – вздохнула Юлечка, не трогаясь с места.

– Может, подумает, что дома никого нет, и уйдет? – брякнул Кирка.

– И не надейся, – пробормотал Сережка, – эта никуда не денется.

Похоже, он был прав, потому что теперь трезвон не смолкал ни на минуту. Чья-то уверенная рука жала на кнопочку не отрываясь.

– Лампочка, открой, пожалуйста, – попросила Юлечка.

Я распахнула дверь.

– Ну наконец-то, – произнес бодрый голос, – неужели, думаю, спать улеглись, девяти еще нет. Сережа, втащи чемодан.

Парень вышел в коридор и безжизненным голосом сказал:

– Здравствуйте, Виктория Павловна, как доехали?

– Прекрасно, детка, – прощебетала дама и принялась расстегивать красивую элегантную шубку из канадского бобра. – Где Катюша?

– Мать улетела в Кемерово.

– Надолго?

– На месяц, – ляпнула вышедшая из кухни Юлечка.

– Ладно, – вздохнула гостья, – ничего, мне спешить некуда… Что-то у вас прихожая шире стала или просто кажется?

– Шкаф купили, – пояснила Юля.

– Давно пора, – пробормотала Виктория Павловна, – вечно у вас жуткий беспорядок и грязь, а питаетесь пельменями. Ну ничего, я у вас наведу полный антураж.

– Только не готовь кашу «Здоровье», – пискнул Кирюшка.

– Зерновые блюда крайне полезны для желудка, – отрезала Виктория Павловна и взвизгнула: – Кто это?

Я проследила за ее наманикюренным пальцем и ответила:

– Мопсы, Муля и Ада.

– Мопсы! – вскрикнула дама. – Но таких не было!

– Мы их только в этом году взяли, – пояснил Кирка.

– Ужас! – возвестила Виктория Павловна. – В придачу к этой жуткой лошади завели еще двух уродов!

– Они не уроды, – вмешалась я.

– А вы кто такая? – поинтересовалась дама, наконец освободившаяся от шарфов и шалей.

– Это моя тетя Евлампия, – моментально отреагировала Юля,

– живет у нас и великолепно готовит, так что мы теперь питаемся как в ресторане.

– Добрый день, любезнейшая, – прищурилась гостья, – так как мы с вами, похоже, одного возраста, можете звать меня Викторией.

Я поглядела на отвисшую морщинистую кожу под ее подбородком, на густую сеть мелких «гусиных лапок» возле умело накрашенных глаз и вздохнула. Да, тетке никак не меньше шестидесяти. Хотя милая Вика и хочет казаться тридцатилетней. Впрочем, одевалась она как тинейджер. Обтягивающий розовый свитерок, весьма коротенькая юбочка, из-под которой торчат две худые ноги в черных колготках. Небось из-за варикоза не может носить чулки телесного цвета.

– Кто это? – шепотом спросила я у Юли, воспользовавшись тем, что гостья отправилась в ванную.

– Семейное несчастье, – вздохнула девушка, – тайфун «Виктория». Первая свекровь Кати, приезжает всегда в начале ноября в Москву за нарядами, живет почти месяц! Ну теперь мало никому не покажется. Хорошо Кате, сидит в своем Кемерове и в ус не дует, а нам с этой грымзой общаться.

– А почему не сказала, что я домработница?

– Что ты, – замахала руками Юля, – до обморока доведет! А так с посторонним человеком постесняется.

Из ванной тем временем донеслось:

– Дайте чистое полотенце, а то тряпкой, висящей тут, противно вытирать руки!

Юля полезла в шкаф. Я вздохнула: не похоже, что данная дама может хоть кого-то постесняться.

Спать мы легли поздно. Часа два сидели на кухне, слушая безостановочный монолог Виктории. Сначала она одарила всех подарками. Юле досталась красная кофточка-лапша, слегка застиранная и бесформенная.

– Отличная, супермодная вещь, – объяснила добрая гостья, – теплая, качественная. Рукавчик только подверни, там небольшое пятнышко, и носи на здоровье.

Сережке вручили стограммовую плитку шоколада.

– Наша фабрика делает, Колабинская, – пояснила Виктория, – экологически чистый продукт, настоящее наслаждение, не то что эти «Сникерсы» отравленные.

Парень развернул фольгу и вытащил на свет тонюсенькую плиточку в серых разводах. Ухмыльнувшись, он быстро поломал подарок на мелкие части и предложил:

– Угощайтесь!

Виктория моментально схватила пару квадратиков и вытащила старую-престарую резиновую игрушку. Когда-то это был веселый, разноцветный клоун, но сейчас яркие краски потускнели, а кое-где облупились, и «циркач» глядел на мир одним глазом.

– Бери, деточка, играй на здоровье, – протянула она кусок резины Кирюшке.

Мальчик двумя пальцами ухватил поданное и громко сказал:

– Спасибо, бабушка!

– Какая я тебе бабушка, – возмутилась Виктория, – додумался, сорокалетнюю женщину бабушкой звать!

Кирюшка аккуратно поставил клоуна на край стола. Рейчел подошла поближе и принялась шумно обнюхивать игрушку.

– Отойди сейчас же! – закричала Виктория. – Фу, не смей брать, это же дорогая вещь, ей цены нет, покупали для сына в 1954 году. Ничего для ребенка достать было нельзя, спекулянтка из Берлина привезла, десять рублей отдала. Десять! Да не нынешних, а тех, настоящих, дореформенных, а ты, Кирилл, собаке разрешаешь брать!

– Может, не стоит ребенку антиквариат давать, – влезла Юля, – давайте в стенку уберу, на память. Раритет такой, игрушке-то почти пятьдесят лет!

Виктория осеклась, поняв, что слишком погорячилась, и теперь никак не могла сообразить, как выкрутиться. Наконец она буркнула:

– Ладно, теперь о моих планах.