Маникюр для покойника

Мы втиснулись в крохотную, пятиметровую кубатуру, битком набитую баночками, коробочками и кухонной утварью.

– Так что у вас случилось? – поинтересовалась я, пролезая к малюсенькой табуреточке, стоящей между окном и плитой. Интересно, для кого она предназначена? Даже я с трудом уместилась в пространстве.

Александр вздохнул и принялся рассказывать.

ГЛАВА 19

В тот день Лена, как всегда, ушла на работу рано. Костюмерша приходит в театр загодя, работы навалом: глажка, чистка, кое-где следует подшить кружева, кое-где проверить пуговицы. А ведь еще есть шляпы, сапоги, ботинки. Словом, уже в полдень Лена скачет с утюгом вокруг доски, а возвращается совсем поздно. Весь день квартира стоит пустая. Но в то памятное утро на диване осталась спать ее двоюродная сестра Женя, приехавшая из Брянска. Поезд прибыл за полночь, Женя еле-еле успела на метро и от конечной станции вынуждена была взять такси, маршрутки уже не ходили…

Почти всю ночь родственницы проболтали. Утром Литвинова, так и не отдохнув, понеслась в театр, а Женя улеглась на диван, завернулась в одеяло и сладко захрапела.

В этой истории могло быть на один труп больше, но Жене просто фантастически повезло. Лена давно болеет диабетом и никогда не выходит из дома без шприца с инсулином, но в тот день забыла его в ванной и, как назло, почувствовала себя плохо. Лев Валерьянович вызвал «Скорую», а потом велел костюмерше ехать домой.

– Выспись как следует, – сказал он женщине, – без тебя справимся. И чем только по ночам занимаешься, синяки вполлица.

– Сестра приехала, заболтались.

– Ну-ну, – ухмыльнулся администратор, – ты у нас девушка незамужняя, на выданье…

Лена страшно обозлилась на скабрезную шутку Льва Валерьяновича и хлопнула дверью. Домой она поехала на такси: начиналась мигрень, в голове шумело… Еле-еле передвигаясь, Лена дошла до квартиры, позвонила, но Женя не открыла дверь. Удивленная хозяйка полезла за ключами. Через секунду перед ее глазами предстала душераздирающая картина. Все вещи из стенки были вывалены на пол, кругом валялись в полнейшем беспорядке счета, квитанции, письма… Немногие книги разодраны, видеокассеты разбиты, альбомчики с фотографиями вспороты. Но самое страшное ожидало ее на диване. Там в окровавленном одеяле лежала недвижимая Женя.

Лена кинулась сначала к сестре, потом к телефону, затем снова к сестре, пытаясь уловить намек на дыхание. По счастью, врачи приехали почти мгновенно, и Женю увезли в Институт Склифосовского. Лена сейчас находится там, а Александра она попросила пока пожить у нее, так как панически боится оставаться одна после случившегося.

Местные оперативники расценивают происшедшее как самую банальную кражу. Из секретера пропали коробочка с не слишком дорогими золотыми украшениями и тысяча долларов, а на кухне хозяйка недосчиталась красивой резной серебряной лопаточки для торта и двух таких же подстаканников. Оставалось загадкой, отчего домушники полезли в небогатую квартиру одинокой женщины. Следователь полагал, что они просто ошиблись адресом, рядом расположены четырехкомнатные апартаменты директора одного из московских рынков.

Александр замолчал. Я внимательно посмотрела на него. Ох, сдается, начальник, оптушки тут ни при чем, шли к Лене за документами. Надо срочно звонить Нине Никитиной, не ровен час, и до парикмахерши доберутся.

– Где у вас телефончик?

– Пожалуйста, – с готовностью сказал Александр и вытащил из кармана халата трубку, – только лучше разговаривать из комнаты, на кухне фонит очень.

Я почувствовала, как по спине пробежал озноб. Мои глаза уставились на руку Николаева. Большое, ширококостное запястье украшали вульгарно дорогие золотые часы. На циферблате нагло скалилась грудастая русалка.

– Какие оригинальные часики, – пробормотала я плохо слушающимися губами. – Откуда они у вас, дорогая вещица?

– Намекаете, что обыкновенный охранник не может обладать такими, – вскинулся Александр, – думаете, украл?

– Кража еще не самое страшное преступление, – туманно ответила я.

– Брат у меня есть родной, – довольно сердито пояснил Николаев, – миллионами ворочает, бизнесмен, вот и подарил на день рождения игрушку тысячную.

– Что же он вас на приличную работу не устроит? – медленно спросила я. – Небось надоело у двери цепным псом сидеть.

– А вот это не ваше, простите, дело, – обозлился Александр и сердито пнул ногой стол. – Наше семейное дело, может, сам не хочу у брательника под началом пахать!

– Ладно, – согласилась я, – вы правы, вопрос службы и впрямь глубоко личный, но у меня есть другой, касающийся Кости Катукова.

– Ну? – нахмурился Николаев.

– За что вы его убили?

Мужик побледнел. Серые глаза неожиданно превратились в ярко-голубые и четко выделились на лице, губы из красных стали желтыми, и мелко-мелко задергалась левая щека, это была чисто сосудистая реакция. Под влиянием ужаса в кровь поступило слишком много адреналина, сосуды сузились… Кстати, это и улавливает детектор лжи. Но Николаев решил не сдаваться.

– Ну и бред вы несете, – нарочито твердым голосом произнес он, – придет же такая дрянь в голову.