Манипуляция сознанием. Век XXI

Чтобы лишить человека этой поддержки и опоры родного языка, манипуляторам совершенно необходимо если не отменить, то хотя бы максимально растрепать «туземный» язык. Отрыв слова (имени) от вещи и скрытого в вещи смысла был важным шагом в разрушении всего упорядоченного Космоса, в котором жил и прочно стоял на ногах человек Средневековья и древности. Начав говорить «словами без корня», человек стал жить в разделенном мире, и в мире слов ему стало не на что опереться.

Создание этих «бескорневых» слов стало важнейшим способом разрушения национальных языков и средством атомизации общества. Русский языковед и собиратель сказок А.Н.Афанасьев подчеркивал значение корня в слове: «Забвение корня в сознании народном отнимает у образовавшихся от него слов их естественную основу, лишает их почвы, а без этого память уже бессильна удержать все обилие слово-значений; вместе с тем связь отдельных представлений, державшаяся на родстве корней, становится недоступной».

Каждый крупный общественный сдвиг потрясает язык. В частности, он резко усиливает словотворчество. О необходимости «переименовании вещей» в революционные эпохи писал Г.Лебон: «Когда после разных политических переворотов и перемен религиозных верований в толпе возникает глубокая антипатия к образам, вызываемым известными словами, то первой обязанностью настоящего государственного человека должно быть изменение слов».

Слом традиционного общества средневековой Европы, как мы уже говорили, привел к созданию нового языка с «онаученным» словарем. Интенсивным словотворчеством сопровождалась и революция в России начала XX века. В ней были разные течения. Более мощное из них было направлено не на устранение, а на мобилизацию скрытых смыслов, соединяющей силы языка. Наибольшее влияние на этот процесс оказали Велемир Хлебников и Владимир Маяковский.

Маяковский черпал построение своих поэм в «залежах древнего творчества». Он буквально строил заслоны против языка из слов-амеб. У Хлебникова эта принципиальная установка доведена до полной ясности. Он, для которого всю жизнь Пушкин и Гоголь были любимыми писателями, поднимал к жизни пласты допушкинской речи, искал славянские корни слов и своим словотворчеством вводил их в современный язык. Даже в своем «звездном языке», в заумях, он пытался вовлечь в русскую речь «священный язык язычества».

Для Хлебникова революция среди прочих изменений была средством возрождения и расцвета нашего «туземного» языка («нам надоело быть не нами»). Его словотворчество отвечало всему строю русского языка, было направлено не на разделение, а на соединение, на восстановление связи понятийного и просторечного языка, связи слова и вещи. Он писал: «Словотворчество, опираясь на то, что в деревне, около рек и лесов до сих пор язык творится, каждое мгновение создавая слова, которые то умирают, то получают право бессмертия, переносит это право в жизнь писем. Новое слово не только должно быть названо, но и быть направленным к называемой вещи», – писал он. Это – процесс, противоположный тому, что происходил во время буржуазных революций в Европе.

При этом включение фольклорных и архаических элементов вовсе не было регрессом, языковым фундаментализмом, это было развитие. Хлебников, например, поставил перед собой сложнейшую задачу – соединить архаические славянские корни с биологичностью языка, к которой пришло Возрождение («каждое слово опирается на молчание своего противника»).

Напротив, во время общественного слома в конце XX века вызрело и отложилось в общественной мысли обратное явление, целый культурный проект – насильно, с помощью СМИ, переделать наш туземный язык и заполнить сознание, особенно молодежи, словами-амебами, словами без корней, разрушающими смысл речи. Когда русский человек слышит слова «биржевой делец» или «наемный убийца», они поднимают в его сознании целые пласты смыслов, он опирается на эти слова в своем отношении к обозначаемым ими явлениям. Но если ему сказать «брокер» или «киллер», он воспримет лишь очень скудный, лишенный чувства и не пробуждающий ассоциаций смысл. И этот смысл он воспримет пассивно, апатично[12]. Методичная и тщательная замена слов русского языка такими словами-амебами – не «засорение» или признак бескультурья. Это – необходимая часть манипуляции сознанием.

Каждый может вспомнить, как вводились в обиход такие слова-амебы. Не только претендующие на фундаментальность (типа «общечеловеческих ценностей»), но и множество помельче. Вот, в сентябре 1992 г. в России одно из первых мест по частоте употребления заняло слово «ваучер». Введя его в язык реформы, Гайдар не объяснил ни смысла, ни происхождения слова. Даже специалисты понимали смысл туманно, считали вполне «научным», но точно перевести на русский язык не могли. «Это было в Германии, в период реформ Эрхарда», – говорил один. «Это облигации, которые выдавали в ходе приватизации при Тэтчер», – говорил другой. Некоторые искали слово в словарях, но не нашли.