Маниту

В 2:45 я закурил очередную сигарету и медленно выпустил дым в мертвую тишину пустого коридора. В эту пору даже лифты стояли, а толстые ковры глушили шаги ночной смены. В этот момент я чувствовал себя единственным, последним человеком в мире и вздрагивал от страха каждый раз, когда переступал с ноги на ногу.

Измученный, я начал думать, а реально ли все происходящее или, может, я только воображаю это все или сплю. Ведь если Мисквамакуса не существует, то откуда мне известно его имя и что, собственно, я здесь делаю, неся одиночную стражу в госпитальном коридоре? Куря, я попытался прочитать еще страничку книги доктора Сноу; но от усталости буквы расплывались у меня перед глазами.

Наверное, тихий скрип передвигающейся по стеклу кожи заставил меня посмотреть на двери палаты Карен Тэнди именно в эту минуту. Тихий, почти неслышный звук, как будто кто-то в отдалении чистил серебряные ложки…

Я так и подскочил. К стеклу в дверях было прижато страшно перекошенное лицо. Глаза выходили из орбит, а оскаленные зубы раскрывались в беззвучном вое.

Длилось это максимум секунду, потом я услышал глухой всплеск, и все стекло залилось кровью. Струйка густой красной жидкости брызнула даже из замочной скважины и потекла по дверям.

— Поющая Скала-а-а! — завопил я, вбегая в конуру рядом. Я ударил по выключателю. Заспанный шаман еще сидел на постели, но в его широко раскрытых глазах уже отражались ожидание и страх.

— Что случилось? — бросил он, молниеносно поднялся и выбежал в коридор.

— Там было лицо за стеклом, всего секунду. А потом уже ничего, только кровь.

— Он вышел, — заявил Поющая Скала. — Или вскоре выйдет. Через стекло ты наверняка видел санитара.

— Санитара? Дьявол! Но что?.. Что Мисквамакус с ним сделал?

— Это старые индейские чары. Вероятнее всего, он вызвал духов тела и вывернул его на левую сторону.

— Вывернул его?

Поющая Скала не обращал на меня внимания. Он быстро вернулся в нашу конуру и открыл чемодан. Он вынул свои амулеты и кожаный бурдюк с какой-то жидкостью. Один из амулетов — страшную медную рожу на ремешке — он повесил мне на шею. Затем посыпал каким-то красноватым порошком мои волосы и плечи и, наконец, коснулся меня в области сердца концом длинной белой кости.

— Теперь ты защищен. В границах разумного, — заявил он. — По крайней мере, не кончишь так, как Майкл.

— Поющая Скала, — сказал я. — Я считаю, что у нас должен быть пистолет. Знаю, что если мы застрелим Мисквамакуса, то Карен Тэнди умрет, но, в конце концов, у нас может и не быть выбора.

— Нет. — Поющая Скала решительно покачал головой. — Если мы его застрелим, то его маниту будет нас преследовать до конца нашей жизни, чтобы отомстить. Только магией его можно победить окончательно. Он никогда не будет в состоянии вернуться. И к тому же, когда в дело замешаны чары, пистолет куда опаснее для стреляющего, чем для того, в кого стреляют. Идем, времени у нас уже нет.

Мы снова подошли к дверям палаты Карен Тэнди. Кровь уже частично схлынула со стекла, но мы видели только свет ночной лампы, алый после прохождения через залитое кровью стекло.

— Гиче Маниту, охраняй нас. Гиче Маниту, охраняй нас, — шептал Поющая Скала, нажимая на ручку двери.

За дверьми лежало что-то влажное и бесформенное. Поющая Скала, видимо, сильно толкнул двери, чтобы убрать это с пути. Кроваво-красный пузырящийся холмик, пронизанный артериями, жилами и кишками, — вот что осталось от Майкла. В комнате стоял тошнотворный запах блевотины и фекалий. Ноги скользили по полу. Я посмотрел только один раз и почувствовал, что мне становится дурно.

Везде была кровь — на стенах, на постели, на полу. Среди всего этого хаоса лежала Карен Тэнди, извиваясь под простыней, как большой белый червяк, пытающийся выбраться из кокона.

— Уже скоро, — прошептал Поющая Скала. — Наверное, она начала дергаться, и Майкл пытался ей помочь. Потому Мисквамакус и убил его.

Усилием воли успокаивая подкатывающий к горлу желудок, я — перепуганный, но и увлечённый зрелищем — наблюдал, как огромный нарост на шее девушки начинает извиваться и кидаться в разные стороны.

Он был так огромен, что тело девушки под ним казалось бесплотной тенью. Худые руки и ноги взлетали в воздух, сотрясаемые дикими рывками яростной бестии, рождающейся из шеи.

— Гиче Маниту, дай мне силы. Приведи ко мне духа тьмы и дай мне мощь. Гиче Маниту, услышь мой зов, — бормотал Поющая Скала. Своими магическими костями он рисовал в воздухе сложные фигуры и сыпал вокруг порошком. Запах сушеных трав смешивался с острой вонью крови.

Неожиданно меня охватило необычайно восторженное настроение, как будто я глотнул веселящего газа у дантиста. Все вокруг было удивительно нереальным, а я сам далеким и чужим, как будто смотрели только мои глаза, а сам я висел где-то в далекой тьме. Поющая Скала схватил меня за руку, и удивительное ощущение исчезло.