Манюня пишет фантастичЫскЫй роман

Тетя Ано записала наши домашние телефоны в отдельную тетрадочку и наказала приходить два раза в неделю, по средам и пятницам, в шестнадцать ноль-ноль. Мы порадовались, что занятия по танцам никак не пересекаются с занятиями в музыкалке, и, попрощавшись, вышли на улицу.

Надо было идти домой и признаваться родителям и Ба, что мы без их ведома записались на танцы.

— А если ругаться станут? — ныла я, пока мы шли к Мане.

— Конечно, станут. Теперь они должны оплатить занятия, а потом еще на фартучках вышивать.

Мы постояли какое-то время возле Маниной калитки. Набирались смелости.

— Можно вперед нас скрипку выставить. Скрипку Ба точно ломать не станет, — предложила я, — а там, пока она будет на инструмент натыкаться, мы у нее извинения попросим. Авось она оттает.

Маня вздохнула, поправила съехавшую на лоб шапку, нащупала помпон.

— Если до помпона дотянется — оторвет.

— Не станет она портить шапку, которую сама же связала, — успокоила я подругу.

— Еще как станет! Ладно, сама порвет, сама и зашьет, — вздохнула Манька. — Пошли.

И мы пошли сдаваться. Маня выставила вперед скрипку, а я прикрыла подступы к нашим телам папкой с нотными тетрадями.

Ба натирала специальной полиролью большой комод, стоящий в холле. Пахло мастикой и немного — лимоном.

— Явились? — поздоровалась она.

— Ба, а я грациозная? — звонко спросила Маня, фехтуя скрипкой перед бабушкиным носом.

— Как армейский сапог, — хмыкнула Ба.

— А мы на танцы записались, — пискнула я. И прикрылась папкой.

Это был воистину счастливый день. Потому что Ба не только не стала нас ругать, а наоборот, похвалила и усадила есть наваристый борщ. Мы, обрадованные таким поворотом дел, съели безропотно все овощи и даже протерли хлебной корочкой тарелки до блеска. Определенно, наши будущие мужья обещали быть расписными красавцами![11]

Ба сидела напротив, читала очередной номер журнала «Здоровье» и периодически вставляла какое-нибудь веское слово в наш бесконечный птичий щебет. На десерт нам выдали по куску бисквита, щедро намазанного желтым слоем взбитой сепарированной сметаны. Мы умяли бисквит, заели его яблоком и какое-то время сидели выпучившись. Переваривали еду.

А потом Маня вспомнила про шапку.

— Ба, ты можешь и Нарке такую шапку связать?

— Какую? — встрепенулась Ба.

— Такую, как у меня, красную с помпоном. Мы сегодня шли по улице, и все оборачивались на меня, а одна тетечка велела тебе передать, что это прелесть, прелесть, — подражая тону тетечки, рассказала Маня.

— А вы случайно не запомнили, как эту тетечку зовут? Ну, хотя бы приблизительно? — У Ба загорелись глаза.

— Неа. А что?

— Неважно. Если еще кто-то спросит тебя о шапке, говори, что ее связала тетя Фая.

— А почему? — удивилась Маня.

— А потому. Чтобы потом не приходили и не просили им тоже связать такие шапки, ясно? Видишь, ты уже для Нарки просишь. А потом еще другие придут. И что мне делать? Всему городу шапки вязать?

— А Нарке свяжешь?

— Пусть Нарка у своей мамы спросит. Если Надя согласится, то и Нарке свяжу.

Мы с Манькой вылезли из-за стола.

— Спасибо, Ба, — чмокнула я в щечку Манину бабушку. — А можно Манька меня до дому проводит?

— Можно, только быстро, а то уроки еще делать.

— Я мигом, одна нога здесь, другая там, — заверила ее Манюня и схватилась за скрипку.

— Ты зачем скрипку берешь? — удивилась Ба.

— Чтобы вперед себя выставить.

У Ба глаза полезли на лоб.

— То есть как это?

— Ну, а если Тетьнадя ругаться будет? Вдруг Каринка уже успела что-то учинить, и у Тетьнади плохое настроение? Она рассердится, захочет побить Нарку, а я ее скрипкой прикрою.

Манька всучила Ба футляр, деловито нахлобучила шапку, взбила помпон и отобрала скрипку обратно.

— Пошли, Нарка.

Ба наконец очнулась и выдрала у внучки несчастный инструмент.

— Я позвоню Наде и предупрежу, что вы записались на танцы. И ругать она вас не станет. Обещаю.

— Ура, — обрадовались мы, — спасибо тебе, Ба, ты мировая бабушка!

Это бесконечное счастье — гулять по городу с подругой. Кругом еще зима и холодно, но снега осталось совсем чуть, только на верхушках холмов да за полуразрушенным сараем старьевщика дяди Славика. За этим сараем остановилось время — там дольше всех лежит снег и в самую жару цветут фиалки. Скоро закончится зима, и настанет сумасшедший март. А следом придет апрель.

Апрель — удивительный месяц. В апреле много радости и печали. В апреле день рождения Ба. В апреле Пасха, мы поедем в гости к бабуле на освященные куличи, обязательно возьмем с собой отварной форели, ведь Христос был рыбаком, и на столе, кроме всего прочего, должна быть рыба. Выезжать придется очень рано, с робкими рассветными лучами, потому что первым делом нужно навестить могилу деда на старом армянском кладбище Кировабада. И я снова окажусь напротив частокола из белых крестов. Вот и я, деда, скажу, вот и я. И зажгу свечу в изголовье. Дед умер четырнадцатого января. Я родилась четырнадцатого января.