Манхэттен-Бич

В ответ господин Де Вир заявил, что это плата за драгоценное время, которое Эдди потратил на игру, причем оказался хорошим партнером, и попросил его назавтра снова прийти в парк.

В ту ночь Эдди не сомкнул глаз, тело его трепетало и звенело, точно натянутая струна: он был уверен, что в его жизни началось что-то новое, великолепное. В определенном смысле он оказался прав: если искать истоки событий последующих лет, непременно надо будет вернуться к тому знакомству в парке.

– Если в покер играют только двое, хорошей игры не получится, – заявил господин Де Вир во вторую их встречу и предложил денег, чтобы Эдди поставил за него в компании, где его самого отлично знают. Его рекомендация, впрочем, оказалась не столь весомой, как надеялся господин Де Вир, и после нескольких безуспешных попыток Эдди стали бесцеремонно гнать прочь, причем однажды его принялась охаживать метлой дама в папильотках. В конце концов Сид, заядлый курильщик сигарет “Олд голд”, щурясь на Эдди сквозь облако дыма, неизменно висевшее под зеленым солнцезащитным козырьком, скрепя сердце пустил новичка за стол.

С того дня, если позволяла погода, несколько недель подряд Эдди проводил там по часу с четвертью, а то и меньше, если он быстренько спускал все деньги. После чего шел к господину Де Виру и пересказывал ход игры, карту за картой, ставка за ставкой, – настоящий подвиг запоминания и воспроизведения; эти навыки он постоянно совершенствовал. Старик ловил каждое его слово и при малейшем промахе вскрикивал: “Старшая карта против Полски не годится, он же блефовать не умеет. Ты неминуемо проиграешь!” И Эдди стал оттягивать рассказ про исход игры, чтобы его работодатель подольше томился в ожидании и тем больше радовался успеху. В тех редких случаях, когда Эдди удавалось перехитрить партнеров, господин Де Вир отдавал ему половину выигрыша. А проиграв, Эдди лишь возвращал старику остаток денег. Разумеется, он мог бы спокойно соврать: мог сказать, что проиграл, хотя на самом деле выиграл и денежки прикарманил, но эта мысль казалась ему неприемлемой: такими делами занимались другие мальчишки.

В прошлом Де Вир был человеком азартным, то есть заядлым игроком и знатоком лошадей. Он играл в казино “Кэнфилд” и в отеле “Метрополь” в компании Гулдов, Фисков и Вандербильтов, пока благодетели человечества, вроде преподобного Панкхерста[12], не добились закрытия лучших игорных домов и ипподрома в Брайтон-Бич. Приличные игроки с хорошими манерами ушли в прошлое, с горечью заметил Де Бир, их вытеснили гангстеры и мошенники, вроде Арнольда Ротштейна[13], молодого еврея, который плутовал ради выигрыша. “Не мухлюй никогда, ни единого разу”, – поучал он, глядя на Эдди выцветшими глазами в обрамлении серебряных ресниц. – Мухлеж – что девственность. Один раз девица отдалась или сто – все одно: репутация погублена навсегда”.

Его слова запали Эдди в душу, ему казалось, что эта истина жила там и прежде. В приюте обман был образом жизни, но Эдди не такой, он всегда был другим. И господин Де Вир разглядел в нем эту его особость. Он научил его распознавать шулерские игральные кости, крапленые карточные колоды, признаки тайного сговора между вроде бы совершенно незнакомыми людьми – словом, научил всему, что может сорвать тайные козни Госпожи Удачи.

Во время Гражданской войны господин Де Вир был ранен, но оказался прикован к инвалидному креслу всего лишь два года назад из-за, как он выразился, “часового механизма в заднице”; теперь он на попечении мисс Де Вир, своей незамужней сестры, а та первым делом положила конец азартным играм. По ее словам, именно игры подорвали здоровье брата, а он подозревает, что сестра зарится на его военную пенсию – жаждет заполучить эти деньги, чтобы пополнить коллекцию фарфоровых кукол, которых у нее и так сотни. По весне, после продолжительного зимнего перерыва, встречи Эдди с Де Виром возобновились, но однажды, после затянувшейся карточной игры Эдди припоздал. Господин Де Вир резко, без экивоков приказал ему убираться. Разобиженный Эдди наблюдал из глубины парка, как к старику решительно подступила корпулентная, похожая на шифоньер дама в широкополой черной шляпе. Рядом с ней почтенный старик выглядел согбенным и хилым; Эдди понял: он боится сестры.

– У тебя часы с собой? – на следующий день спросил он.

Эдди признался, что часов у него нет вообще, и почтенный джентльмен отстегнул свои серебряные карманные часы на цепочке.

– Они тебе пригодятся, – сказал он, решительно кладя часы на ладонь Эдди. Часы оказались тяжелые, с гравированной надписью.

– Я не могу их взять, сэр, – промямлил Эдди. – Люди подумают, я…

– Это тебе не в подарок, а во временное пользование, – бросил господин Де Вир.