Он стоял на углу напротив ее дома. Мими все еще не спала, и пока было поздно, было бы приятно удивить ее. Он мог бы найти бутылку хорошего вина, цветы из гастронома. Напомните ей, как они веселились и как они могли бы быть такими снова. Или даже лучше. Он скажет ей, что сожалеет, что он дурак, что отпустил ее. Вернись ко мне, он будет умолять. Он шел по тротуару, намереваясь купить букет, когда заметил группу девушек, которые смотрели на него, молодых девушек, старшеклассниц, и они шептались друг с другом и хихикали, а затем снова смотрели на него. — Здравствуйте, дамы, — сказал он, улыбаясь.
— Эй, — смело сказал один из них. Она была блондинкой и немного походила на Мими, когда они впервые встретились, прохладная и уверенная, и она смотрела на него так, как Мими привыкла, как будто он был горячим и сексуальным, и все, что она хотела на тарелке.
Кингсли был нестареющим, мог появиться где угодно от семнадцати до семидесяти, его особый трюк. Когда Мими познакомилась с ним, он работал под прикрытием в средней школе, перешел в старшую школу. Он видел, что девушка на улице видела его таким, что она видела в нем не стареющего, нудного фермера, а мальчика, опасного, безрассудного мальчика, веселого и полного жизни. Не надоедливого мужа, который не выносит мусор, или молчаливого партнера. Но ребенок. Он может снова стать ребенком. Семнадцать. У него была остальная жизнь, чтобы быть старым, но почему бы не быть молодым снова в течение ночи.
Может быть, это был знаменитый семилетний зуд, или, может быть, потому, что он так долго не выходил из подземного мира и снова дышал воздухом, стоя сейчас в лунном свете, у него немного кружилась голова. Может быть, потому, что она была так похожа на его жену, но без гнева и разочарования.
Девушка сверкнула ему ослепительной, манящей улыбкой.
Кингсли вспомнил, как он видел Мими в тот день, возвращавшуюся из магазина. Она не скучала по нему. Она даже не думала о нем. Она была вне себя, счастлива вернуться в Нью-Йорк, и ей было все равно, что она разбила его гребаное сердце.
— Как тебя зовут? — спросила девушка, пуская кольцо дыма.
— Дэмиен Лейн, — сказал он недолго думая. Ему было семнадцать лет. Это было имя, которое он использовал в прошлом, и она пришла в голову так же легко, как если бы он снова холостяк. — А у тебя как?
— Дарси. Давай, Дэмиен, давай хорошо проведем время.
И прежде чем Кингсли успел подумать об этом, он услышал голос, свой собственный, ответ.
— Конечно, почему бы и нет?
Наконец появилась Айви, дуя в двери вестибюля. — Финн! — она закричала, обнимая ее. — Мне очень жаль — я не слышала телефона и не была рядом с компьютером. Я работал, ты знаешь. Я — потерялась в оцепенении творения.
— Звучит серьезно, — сказала Финн с кривой улыбкой. — Рада тебя видеть, Айви.
— Ты тоже! — сказала Айви, нажав кнопку на лифте. Лифт доставил их на верхний этаж, в большую, грязную студию, заполненную холстами, которые доходили до потолка. Все они были красными, алыми или коричневыми.
— Это то, что, как я думала, тебя заинтересует. Я называю это роковой женщиной, — сказала Айви, заметив, что Финн смотрит на них. — Я очарована кровью… женской кровью… она такая глубокая и раненая, но она также источник нашей силы.
— Удивительно, — сказала Финн, внимательно изучая их.
— А это Джейк, мой сосед по комнате. Джейк, поздоровайся с моим другом Финн. Она была моей подругой в колледже, но сейчас она очень модная.
— Привет, Джейк.
Джейк помахал из своего угла, где он подключил камеру к компьютеру и, казалось, фотографировал свое лицо на голый пенис.
— Работа Джейка — это реакция на мою. Мужская ярость, — прошептала Айви. — Разве это не замечательно?
— Мммм.
Она стряхнула одежду и обувь с бугристого дивана и жестом предложила Финн сесть. Айви выглядела так же, как в школе, ее кудрявые волосы были такими же дикими, как всегда, и она была одета в забрызганную краской муу-муу. Она открутила крышку кувшина с вином, налила тонкую красную жидкость в два бумажных стаканчика и протянула один Финн.
Финн приняла ее и постаралась не волноваться, что она только что положила свою дорогую сумочку на грязный, забрызганный краской пол. Было удивительно, как можно привыкнуть жить хорошо, пить только лучшие вина, спать на самых мягких простынях, останавливаться только в самых хороших отелях. Отвращение Финн к грубости было источником бесконечного веселья для Оливера, но Айви все еще пила то же дешевое пойло, которое они пили в колледже.
— Давай, давай, пей! Вперед! Ты будешь любить его!
— Ты должна попробовать это!
Финн осторожно пригубила. У него определенно был другой вкус. — Интересно, что в нем такого?
— Это мне знать, а тебе — узнать, — Айви подмигнула. — В любом случае, как ты? Ты выглядишь замечательно. Ты всегда была великолепна, но теперь ты такая… элегантная! — с энтузиазмом сказала она.