Манхэттенские вампиры

— Это джеллаба. Хочешь, чтобы тебя пырнули ножом в спину, пока ты идешь по этой чертовой улице? Не надевай его. Я был под прикрытием почти год, чувак. Не валяй дурака.

Родригес поднял руку. Наполовину извинение.

Эдон фыркнул. — Ты хочешь мне что-то сказать?

— Я? С чего ты взял? — костюм подбрасывал апельсин вверх и вниз в его руке, словно наслаждаясь моментом. «Как будто он хочет, чтобы я умолял об этом», — подумал Эдон.

— Ты слишком далеко от города для мальчика без джеллабы. Должно быть, у тебя чертовски важное сообщение, если ты не можешь просто выплюнуть его по телефону, — сказал Эдон.

— Или, может быть, я просто был в настроении для коричневого гребаного апельсина. — Родригес улыбнулся. Наконец он пожал плечами. Вот оно, подумал Эдон. Сказать это. Пожалуйста. Вытащи меня отсюда.

— Ты был здесь хорош. Вот что я слышал, в любом случае.

— Ты чертовски прав. — Эдон кивнул.

— Ты уничтожил ячейку нефа. Собрал чертов гарем профи и шлюх. Это было замечено дома. — Родригес подбросил апельсин вверх и вниз.

Эдон отвернулся. — Все это было частью игры нефов. Они не просто делали ставки на верблюжьи бега. Жесткой мало гадит.

— Я слышал. Впечатляющий. И наркоторговля, это был хороший улов, — на него это не произвело впечатления. Он пытался держать себя в руках, но в его голосе слышалась ревность.

Интересно.

Эдон пожал плечами. — Ты имеешь в виду легкую добычу. Склад полон шелковых подушек и дерьма, и ни одна из них не была коричневой.

Он подмигнул, затем пригнулся, чтобы не попасть под машину, которая неслась по узкой улице.

Родригес смотрел, как грузовик исчезает за углом. — У тебя есть место, где мы можем поговорить? — На улицах было безопасно, но не совсем. Эдон кивнул. — Такой есть.

В комнате было темно, а кофе-еще темнее. Ковры громоздились у них под ногами. Медные фонари — те же, что висели на Рыночной площади, висели над их головами, наполняя комнату мягким светом. Недостаточно, чтобы осветить лицо. Недостаточно, чтобы выдать детали, которые могли бы опознать кого-то местными властями.

Родригес поставил маленькую медную чашку на расписной резной стол между ними. Он неловко поерзал на жестком деревянном сиденье.

— Деятельность нефилимов в Нью-Йорке.

— Ни хрена. — Эдон был невозмутим.

— Пентаграммы появляются повсюду. По всему городу.

— Все. Так что какой-то психопат-Таггер немного взбесился со своей краской. Смертные думают, что штаны — это круто.

Родригес покачал головой. — Это настоящее дело.

— Так?

— Значит, какое-то начальство хочет, чтобы ты взял под свое крыло одного из их Венаторов.

Это было не то, чего он ожидал, и Эдон поморщился, прежде чем смог сдержаться. — Я не нянчусь с детьми.

Родригес пожал плечами. — Я понимаю. Это дерьмовая работа. Я здесь не для того, чтобы его продавать. Дело в том, что я не знаю, что сделал такой парень, как ты, чтобы оказаться в дерьме. Насколько я могу судить, ты тут все порвал, — он был так близок к тому, чтобы проявить сочувствие.

Эдон на это не купился. — Благодарю.

Ты принц, — конечно, он мог вернуться к своему народу, к хранителям времени, но после войны Эдон не хотел мешать. Он никогда не был вожаком своих парней. Его младший брат Лоусон выиграл это место, и хотя он не жалел об этом, оно никогда не переставало немного жечь. Так он нашел место среди вампиров, среди павших. Они негодовали на его помощь, но и жить без нее не могли. Взломать клетку нефа было нелегко, но он получил их все, за исключением одной маленькой ошибки, которая чуть не привела к смерти невинных смертных. Он был на волосок от гибели, и никто не пострадал, но начальство увидело красное. Он чувствовал, что его наказывают за эту ошибку.

Спасибо, что охотишься на демонов, пес, но ты не в команде.

С минуту Родригес выглядел искренне огорченным. — Шеф говорит, что она настоящая дикая карта, с ней нужно разобраться.

Эдон непонимающе посмотрел на него. Что это за дерьмовое задание? Он был охотником на демонов, а не нянька. Родригес вздохнул, изучая содержимое своей чашки.

— Встряхнись, мудак. На по крайней мере, это поможет тебе выбраться отсюда.

— Она дикая карта? — Эдон поднял бровь. — Что это значит в Нью-Йорке? Она ездит на метро? Она бегает по ночам в парке?

Родригес посмотрел на него. — Она совершала смертельные прогулки.

Смерть Ходит. Это была темная работа. На Эдона это произвело впечатление. — Ни хрена.

— О да.

— Иисус. Почему я?

Родригес пожал плечами. — Может быть, твои новые дурацкие трюки с Шефом в городе не так уж и важны, приятель, — он улыбнулся, показав зубы. Любые попытки проявить солидарность по поводу униформы исчезали.

Эдон ощетинился. — Ах. Окей. Я запомню это в следующий раз, когда неф нападет на тебя в мою смену. Он не так уж важен. Вы получили его.

Политика. Чушь собачья. Обыкновенная.

Нью-Йорк означал Голубую кровь старой школы. Группа пижонов, которая смотрела на волков свысока, несмотря на то, что они не смогли бы выиграть войну без них. Старые предрассудки все еще держались, и волк, который решил работать с вампирами, точно не внушал доверия, ни к кому, на кого он работал или работал против.

Так зачем он это сделал?