Мантисса

– Они такие коварные животные! Он, должно быть, подкрался сквозь подлесок. И хуже того, они ведь обладают телепатическими способностями, умеют мысли читать. Это как-то связано с их звериной половиной. Так что он не только видел, что я там делаю, он прекрасно знал, о чем я думаю. И тут, в самый… неловкий момент, когда я как раз представляла себе, что делает со мной тот юный пастух… я слишком скромна, чтобы описать что именно… и я ни за что и никогда не допустила бы, чтобы он сделал это со мной в действительности… я вдруг почувствовала, как мохнатое тело нарушителя моего уединения и… и что-то еще легло на мою невинную, умащенную оливковым маслом попку. Мне ведь было всего двенадцать лет! – Молчание. – Ой, ну чесслово! Почему вам надо всегда воспринимать все так буквально! – Он целует ее шею у самого затылка. – Я хотела закричать, сопротивляться. Но поняла – все будет напрасно. Вопрос стоял так: либо уступить, либо расстаться с жизнью. Вообще-то, он вовсе не был жесток. Он укусил мне шею, но лишь играючи. Потом принялся нашептывать всякие вещи. Совершенно ужасные, но я заставила себя слушать. О других женщинах, о девушках, даже – я была просто поражена – об одной из моих сестер, о старшей – той самой, что подняла такой скандал из-за того юного пастуха. Она оказалась невероятной лицемеркой. Если бы только историки… Впрочем, не важно. – Она на миг замолкает. – Между прочим, через некоторое время он показался вовсе не таким противным, как я ожидала. У него замечательная смуглая кожа, а та часть тела, что покрыта шерстью, оказалась гораздо приятнее, чем можно было себе представить. Шерсть вовсе не грубая. Как мохер. Или ангора. – Она делает короткую паузу. – И он меня вовсе не пытался расплющить в лепешку. – Ее слушатель чуть приподнимается. Она с усилием вывертывает шею, чтобы посмотреть назад и вверх, и недоверчиво глядит на него уголком глаза. – И он не сделал ничего такого, что сейчас заполняет ваше гиперактивное воображение. На самом-то деле ему хватило порядочности меня перевернуть. – Несколько мгновений спустя она продолжает, теперь уже глядя ему прямо в глаза: – К этому моменту я была уже не в силах сопротивляться. Стала как воск в его руках. Могла только смотреть в его похотливые, развратные глаза. Можете себе представить?

Он улыбается, глядя в ее темные глаза, и кивает.

– Вовсе не смешно.

Он отрицательно качает головой.

– Он заставил меня раздвинуть ноги… я все-таки сопротивлялась… немножко, но он был очень сильный и очень возбужден. – Она закрывает глаза. – Я до сих пор это чувствую. – Она снова умолкает. Потом поднимает веки и пристально смотрит – глаза в глаза. Ее ноги перекрещиваются, замыкая его в кольцо. – Это было отвратительно: чистейшее биологическое доминирование! Мой нежный, наивный ум не мог с этим примириться. Мне ведь едва исполнилось одиннадцать! Мне было ненавистно это зверское, отвратительное насилие. С первого до последнего момента. Я решила, что никогда его не прощу. И всех особей его пола. Что с этого момента и навсегда, на всю мою жизнь, я объявляю войну, войну до победного конца, всему, что относится к мужскому полу. Буду изводить и мучить любого мужчину, кто попадется мне на пути. Я даже могу позволить им думать, что их ласки доставляют мне наслаждение, что мне приятны их поцелуи, их ласкающие руки. Но в глубине души, даже после дефлорации, я всегда оставалась девственницей – девственницей навеки. – Она одаряет его серьезным, даже торжественным взглядом. – Пусть ни одна душа никогда ни за что не узнает об этом. Я запрещаю вам кому-нибудь об этом говорить.

Он мотает головой: никогда.

– Один раз я уже кое-кому про это рассказала. Как последняя идиотка.

Он всем своим видом демонстрирует удивление.

– И конечно, он растрепал об этом на весь мир, при первой же возможности. И с типично женофобских позиций. А ведь это с полной очевидностью был лично мой сюжет. Я могу быть всем, чем угодно, но никак уж не парой дурочек-нимф в придумке какого-то поэта-лягушатника42. Да еще в день отдыха. – Она прерывает себя: – И пожалуйста, пусть присутствующие возьмут это себе на заметку. А если вы интересуетесь, почему он сделал двоих из меня одной, могу вам сообщить, что он был пьян вдребезину. Как всегда. Его звали Верлен.

Он энергично трясет головой.

– Или как-то еще. Один из этих43.

Он пытается губами изобразить правильное имя44. Она внимательно за ним наблюдает.