Мантисса

– Я очень тебя люблю. И больше не смеюсь над тобой.

– Ты вечно надо мной смеешься.

– Майлз, ну посмотри же на меня!

Он бросает на нее полный подозрения взгляд: она действительно не смеется. Но он снова отворачивается, будто увидел в ее глазах что-то похуже смеха. Она сидит, молча за ним наблюдая. Потом произносит:

– Ну хорошо. Вот тебе твоя дверь.

Он бросает быстрый взгляд туда, где раньше была дверь, – она действительно там. Эрато поднимается, направляется к двери, открывает ее.

– Ну давай. Иди сюда, посмотри, что там, с другой стороны. – Она протягивает ему руку. – Ну иди же. Ничего страшного.

Он сердито поднимается со стула, идет к открытой двери, не обращая внимания на ее руку, и заглядывает в дверной проем. Он смотрит на мужчину в пурпурного цвета халате, который ему слишком мал, на изящную нагую девушку с венком из розовых бутонов на волосах, на ее классической формы лоно, видит кровать на заднем плане, часы с кукушкой и висящий на них призрачно-белый хитон, стеганые серые стены. Все это встает перед ним, словно отраженное в зеркале или у Магритта83. Она делает жест рукой, приглашая его пройти в дверь.

– Нелепость какая!

Он сердито отворачивается. Она закрывает дверь, задумчиво разглядывает его спину, делает несколько шагов в его сторону, приближаясь к нему сзади.

– Слушай, не будь таким вредным. Полежи рядышком со мной.

– Нет.

– Мы не будем больше разговаривать. Будем просто любить друг друга.

– Ни за что. Никогда.

Она закладывает руки за спину.

– Ну просто как друзья.

– Какие друзья?! Мы просто двое арестантов, запертых в одной камере. Из-за непереносимой мелкотравчатости твоего типично женского умишки.

– Я чувствую, что очень многим тебе обязана за то, что ты только что мне объяснил. А ты не даешь мне вознаградить тебя по достоинству.

– Нет уж, спасибо большое.

И так уже достаточно мягкий, тон ее становится просто умоляющим:

– Майлз, я ведь чувствую – ты втайне этого хочешь.

– Ничего ты не чувствуешь.

– Я буду с тобой такой же, какими были критские жены, когда их мужья вернулись после осады Трои. Они делали все, чтобы показать, как они соскучились. Это описание было в UR-тексте84, но в сохранившихся памятниках в этом месте сплошь лакуны.

– Ты просто невозможна.

– Это жестоко!

– Я категорически заявляю, что меня не интересуют сексуальные извращения Древней Греции.

– А я чувствую, что на самом деле – интересуют. – Она на несколько мгновений замолкает. – Иначе ты не боялся бы посмотреть мне в глаза.

Он резко оборачивается:

– Да я нисколько не бо…

Кулачок у нее очень маленький, но правый апперкот нанесен снизу, от пояса, и не просто молодой женщиной, которая хоть и не атлетического сложения в прямом смысле слова, но может вполне гордиться своей физической подготовкой. Удар нанесен с удивительным профессионализмом, время точно рассчитано, так же точно рассчитано и попадание – прямо в подбородок. Можно заподозрить, что она наносит такой удар не впервые. Совершенно очевидно, что наибольший эффект достигается именно хорошо рассчитанной неожиданностью, ведь известно, что ее папаша предпочитал, чтобы его целенаправленные удары сыпались как гром с ясного неба. Голова мистера Майлза Грина резко откидывается назад. Рот широко раскрывается, глаза стекленеют, зрачки не фокусируются: он покачивается и медленно опускается на колени; с минуту пытается снова подняться, но затем, в результате весьма умелого и твердого толчка босой пяткой прелестной левой ноги, опрокидывается на изношенный ковер цвета увядающей розы. И лежит без движения.

III