Мантисса

– Это не только справедливо, но невероятно снисходительно при данных обстоятельствах. А теперь – хватит спорить. – Она поворачивается, чтобы взять лиру, потом слегка расправляет плечи. – Можете начать с того, чтобы опуститься на колени. Мы можем пропустить целование следов моих ног – ведь я спешу. В вашем распоряжении десять предложений. Не более, но и не менее. А потом – прочь!

Твердой рукой удерживая импровизированный передник на месте, он довольно неуклюже опускается на колени, попирая ими бледно-розовый ковер.

– Всего лишь десять?

– Вы меня слышали.

Она смотрит в дальний угол палаты, ждет. Он прочищает горло.

– Вы всегда были для меня самой совершенной из женщин.

Она поднимает лиру, щиплет струну:

– Осталось девять. Тошнотворная банальность.

– Несмотря на то что я никогда не мог вас понять.

Она снова щиплет струну:

– Это верно. Можно было бы и повторить.

– До конца.

– Семь.

– Это же не предложение. Там нет сказуемого.

– Семь!

Он вглядывается в строгий профиль:

– Ваши глаза – словно косточки локвы{24}, амфисские оливки, черные трюфели, мускатный виноград, хиосский инжир… они не отрываются…

– Шесть.

– Я же не закончил!

Она фыркает:

– Нечего было делать из этого целое меню.

– Никто никогда всерьез не занимал мои мысли, кроме вас.

– Врун паршивый. Пять.

– Прекрасно понимаю, почему вы сводите всех мужчин с ума.

– Четыре. И женщин тоже.

Он замолкает, вглядываясь в ее лицо:

– Честно?

Она бросает быстрый взгляд вниз, на него:

– Не пытайтесь меня отвлечь.

– Я и не пытаюсь. Просто интересно.

Она говорит, обращаясь к стене:

– Если хотите знать, та старая горбатая калоша с Лесбоса так и не оправилась после того, как увидела меня раздевающейся перед утренним купанием.

– И это все, что было?

– Конечно, это все, что было.

– А я-то думал…

Она бросает на него нетерпеливый взгляд:

– Послушайте! Один из пятидесяти тысяч фактов, которые вам так и не удалось осознать, – это что я не вчера на свет родилась. – Она отводит глаза. – Конечно она пыталась… все эти ее лесбийские штучки… Хотела сфотографировать меня в бикини и всякое такое.

– Сфотографировать вас в…

Она пожимает плечами, трясет головой:

– Ну, как там это тогда называлось. Скульптуру с меня сделать или что… Не могу же я мельчайшие детали помнить. Ну же, ради всего святого, давайте кончать. Три предложения у вас еще осталось.

– Четыре.

Она сердито отдувается:

– Ну ладно. Четыре. И лучше бы они были удачнее, чем предыдущие.

– То, как вы появляетесь, как исчезаете…

Она дважды щиплет струны лиры.

– Осталось два.

– Но это же смешно! Там совершенно явственно была запятая!

– По тому, как вы это сказали, не было.

– Просто я сделал паузу. Для риторического эффекта. Эти два понятия тесно связаны. Появление. Исчезновение. Любому ясно. – Она предостерегающе устремляет вниз взгляд. Он медленно произносит: – Вы ведь и вправду самое эротичное существо во Вселенной, понимаете вы это?

Она смотрит в сторону:

– Теперь определенно два.

– Я тоже умею играть по правилам, как видите.

– Одно.

Она стоит в позе, намекающей, что она обладает неким высшим внутренним знанием, и видом своим не так уж отдаленно напоминает знаменитую мраморную голову с Киклад{25}, что совершенно непереносимо. Он набирает в легкие побольше воздуха.