Мантисса

Она отрицательно качает головой:

– Я же всегда пряталась за кем-нибудь другим!

– Вроде Смуглой леди сонетов. – Он целует ее волосы. – Ты раньше никогда об этом не упоминала.

– Ну… на самом деле эти отношения были не очень-то счастливыми.

– Будь хорошей девочкой. Выкладывай!

Полусмеясь-полусмущенно она шепчет:

– Майлз, это же очень личное.

– Да я ни одной живой душе не скажу.

Она с минуту колеблется.

– Ну… Одно могу сказать. Кем бы он ни был на самом деле, но Лебедем Эйвона{82} он не был никогда.

Он поворачивается к ней, взволнованно и удивленно:

– Ты что, хочешь сказать, что все это написал-таки Бэкон{83}?

– Вовсе нет, дорогой. Я хочу сказать, что единственное воспоминание о прошлом, которое ему так никогда и не удалось вызвать в собственной памяти в часы молчаливого раздумья, было о такой элементарной вещи, как ванна. Вот я и вышла из всего этого такой отстраненной. Откровенно говоря, я только и могла выдержать все это, если находилась на таком расстоянии от него, чтобы перекрикиваться можно было. Помню, я как-то встретила его на Старом Чипсайде{84}, он шел, похлопывая себя ладонью по лысине и без конца повторяя одну и ту же строку… просто не мог придумать следующую. Пришлось просто прокричать ему новую с другой стороны улицы… Я остановилась около девчонки, торговавшей лавандой, – надо же мне было как-то оберечь себя.

– Какая же это была строка?

– «Не знаю я, как шествуют богини…»{85}

– И что же ты ему крикнула?

– «От вас несет, как от свиньи в мякине?» Или как там выражались в елизаветинские времена.

Он улыбается:

– С тобой не соскучишься!

– Да все они одинаковые! Если бы историки литературы не были такими злыднями, они давным-давно поняли бы, что у меня был ужасно тяжелый период между Римской империей и изобретением внутреннего водоснабжения.

Он некоторое время молчит.

– Если бы только я с самого начала понял, что ты – настоящая – ничего не принимаешь всерьез.

Ее рука скользит к низу его живота.

– Так-таки – ничего?

– Кроме этого.

Она щиплет его за складочку кожи у пупка.

– Я всего лишь такая, какой хочешь видеть меня ты.

– Тогда, значит, это – не реальная ты.

– Это – реальная я.

– Тогда ты можешь рассказать мне правду про Смуглую леди.

– Мой милый, да она тебе нисколечко не понравилась бы. Она была точно как сестра Кори.

– Что – буквально? Физически похожа на сестру Кори? Не может быть!

– Как вылепленная. По странному совпадению.

И опять он поворачивается к ней в сильнейшем удивлении:

– Эрато, ты не… ты надо мной не смеешься?

– Разумеется, нет, Майлз. – Она поднимает глаза и встречается с ним взглядом. – Я очень рада была бы над тобой посмеяться.

Он роняет голову на ковер и устремляет глаза в потолок.

– Господи боже мой! Черная!

– Мне казалось, мы с тобой остановились на шоколадно-коричневой, дорогой.

– И ты не была против?

Она вздыхает:

– Дорогой, ну конечно же, я пошутила. Про то, как шла по Старому Чипсайду. Просто я была чем-то у него в мозгу. Просто это что-то в его мозгу удивительно похоже на что-то в твоем. Разница только в том, что ты не хочешь оставить его там. Я не имею в виду только тебя лично: все вы, сегодняшние, этого не хотите. Все должно быть «реальным», «настоящим», иначе оно просто не существует. Ты же прекрасно знаешь, что реальная «настоящая я» – это я воображенная. Я реальна в твоем смысле слова потому, что ты хочешь этого. Именно это я и имела в виду пару минут назад.

– Но ведь это именно ты явилась и вполне реально сидела на моем письменном столе в самый первый раз.

– Дорогой, мне просто хотелось посмотреть, как это – быть по-настоящему реальной. Естественно, надо было выбрать – для кого стать реальной. Столь же естественно, что я выбрала тебя. Вот и все дела. Если смотреть на вещи реально.

Несколько секунд они лежат молча. Потом он слегка отодвигается.

– Может, теперь полежим на кровати?

– Конечно, милый.

Она поднимается и помогает подняться ему. Они нежно обнимают друг друга, губы к губам, идут – рука в руке и удобно устраиваются на кровати в той же самой позиции: ее голова у него на плече, его рука обвивает ее плечи, ее правая нога закинута на его ноги. Он произносит:

– Совсем забыл, какой из не поддающихся написанию вариантов это был.

– Двадцать девятый.

– А я думал, тридцатый.

– Нет, дорогой. Это же второй после двадцать седьмого, а двадцать седьмой был тот, где ты заставил меня… – Она теснее прижимается к нему. – Ну, сам знаешь. Ты жестокий-жестокий.

– Ты хочешь сказать, когда ты заставила меня заставить тебя…

– Ш-ш-ш…

Она целует его плечо. Часы удовлетворенно тикают, вынашивая очередное «ку-ку». Мужчина на кровати произносит, обращаясь к потолку:

– Ни за что бы не поверил. Как мы с тобой делаем это все более невозможным от раза к разу.

– Я же тебе говорила. О маловер!

– Я помню, дорогая. – Его рука скользит вниз по ее нежной спине, потом легонько похлопывает. – Ты и сестра Кори.

Она опять небольно щиплет его за складочку кожи.

– Я как сестра Кори.