Когда под вечер Аррунт появится у костра - с добротно перепеленутой шеей и без права голоса, не говоря уже о голосе как таковом, - каждому станет ясно, что за свои обетованные локоны он еще долго сможет не опасаться: никто не сравнит их с девичьими, пока обрамляют они кусок слезящегося мяса.
Вчера: Гемин и Гемелл чистят снаряжение, вполохоты обмениваясь издевками. Накрапывает дождь - черный в тополях теней, рыже-красный в просветах кровеносных веток.
- Что, Марк? - с ехидцей домогается Гемин, только аттическая соль хрустит на зубах. - Каково быть хорошенькой девочкой в палле?
- Представления не имею, - морщится Гемелл, подвернувший для работы рукава и оттого мерзнущий отчаяннее обыкновенного. - Но приятней, наверно, чем быть девочкой бородатой.
Гемин, задетый за живое, шумно и часто дышит. Разочаровавшись в бритве, он раздобыл среди чьих-то пожитков добрый кусок вулканического камня, но предательски мешкает пустить его в ход. В отместку он поминает некие книги, которые без надобности мужу всех жен, однако закономерно обнаруживаются в параферналиях у жены всех мужей.
- Приап, - бормочет он. - Приап!
- Патик! - парирует Гемелл, откладывая сияющую лорику и придвигая замотанный в тряпицу меч.
- Кинед!
- Диадох.
Гемин на миг теряется, и даже Фавст с вечным своим "Ну вы же понима-а-аете..." озадаченно вздергивает брови. Но, похоже, смысл странной отповеди Гемелла - в завуалированном "царь", и эвокат звереет до чрезвычайности, едва не на манер нервиев, у которых, по неиссякаемым рассказам Аррунта, шерсть перед боем режется.
- Христианин! - ревет он вне себя от слепого бешенства.
Гемелл отрешенно любуется мантуанской панорамой, запятнавшей разбинтованный клинок.
- Все, Квинт, - говорит он. - Ты доигрался.
И наносит удар.
...Когда на форум сбегаются непричастные, Гемелл уже штопает распоротую понизу тунику, а Гемину декан зашивает надсаженную - до легкого легко - ратными подвигами грудь. Нескоро, ох нескоро он опять разрешит нам притронуться к оружию или доспехам - пусть себе разлагается на пластины броня, и поковка возвращается в крушец и руду, все равно на нас некому нападать, а нам - некуда прорываться.
Нам - Мантуя. Нам - Минций.