Манускрипт (СИ)

Ещё Инга мечтала сама водить, хотя профессия водителя давно ушла в прошлое. Машины с ручным управлением остались только в музеях да в частных коллекциях, но Инга сумела где-то раздобыть древний, сделанный в стране под названием ГДР 'Трабант', с нержавеющим веками пластиковым корпусом, и понемногу приводила его в божеский вид, где-то доставая не менее древние детали, чем сама машина. Ремонтировать машины Ингу научил её отец, а того - его дед. В общем, это было у них наследственное, хотя техническая эволюция затронула, естественно, и транспорт, и с гаечным ключом под днищем какого-нибудь 'Автоллаха' уже никто не лежал. Опять же, если не брать в расчёт тот 'Трабант', который Инга пыталась восстановить из руин.

Она работала в небольшой мастерской, я как-то заглядывал к ней туда. Мастерская представляла собой ангар, с конвейером метров пятидесяти в длину, по которому двигались требующие ремонта автомобили. В начале конвейера шла диагностика, а сходила с него машина уже полностью готовой к работе. Либо, если повреждение было слишком серьёзным, автомобиль отправлялся в утиль. В тот вечер, когда я нагрянул в мастерскую по её приглашению, Инга, закончив работу, заварила пахучий чай, куда добавила по несколько капель коньяка.

- Гек, - она предпочитала сокращённую версию моего имени, - Гек, мы уже месяц как знакомы с тобой, и я поняла, что ты не хочешь воспринимать окружающую действительно как данность.

- Что ты имеешь в виду, Инга? - спросил я.

- То, что порядки в нашем обществе тебя не устраивают. Ты же сам, например, говорил мне недавно, какая несправедливость в том, что только для мусульман открыты все двери, а нам - буддистам, иудеям, православным и католикам с протестантами, равно как и атеистам - на карьерный рост даже не стоит и надеяться. Почему нас во всём ущемляют? Разве виноваты мы, что родились в семьях, не исповедующих ислам?

- Так я и не хотел бы, чтобы в моей семье по пять раз в день совершали намаз, стучась лбом о пластиковую циновку.

- Я тоже не хотела бы. Тогда почему в Низаме халифата записано, что все люди при рождении обладают равными правами, а в действительности мусульмане выше всех.

Все животные равны, но некоторые животные равны более, чем другие.

- Животные?

- Ага.

Она открыла небольшой сейф, достала из него какое-то издание и протянула мне.

- Бери, почитаешь на досуге. Только осторожнее, она очень старая и хрупкая.

Я держал в руках роман некоего Джорджа Оруэлла под названием 'Скотный двор', изданный на чешском языке. На последней странице стояли выходные данные и дата - 12. 03.2088 г. Два последних века на бумаге ничего не печатали. Зачем, если существуют электронные книги, да и вся документация хранилась в компьютерных базах данных. Бумажные издания можно было встретить только в музеях да в частных коллекциях, при этом такие коллекции должны быть зарегистрированы и цензурированы

- В сети ты её не найдёшь, она входит в число запрещённых. Так же, как и '451 градус по Фаренгейту' Брэдбери. Если захочешь, я тебе потом дам и её почитать. А эту никому не показывай, иначе можешь попасть под статью об измене. Казнить не казнят, но пожизненное могут влепить. Да и я попаду под раздачу вместе с тобой.

- А ты почему? Я же никому не скажу...

- Гек, - улыбнулась она мне, как несмышлёному ребёнку, - палачи из пражской тюрьмы выбьют из тебя любое признание. Ты признаешься даже в том, чего не совершал. Так что постарайся нигде книгу не 'светить', читай под одеялом с фонариком. Это я, конечно, утрирую, но тем не менее. Помни, что повсюду стоят камеры наблюдения.

- Тогда и правда остаётся читать только под одеялом, - усмехнулся я.

'Скотный двор' и прочитанная следом и также запоем '451 градус по Фаренгейту' перевернули моё видение окружающего меня мира. Я уже представлял себя таким вот Гаем Монтэгом, спасителем книг, чьё призвание - донести их содержание до потомков, а Ингу - Клариссой. И я отчётливо понимал, что мы живём в самом что ни на есть тоталитарном обществе, мало чем отличающимся от описанного в романе Брэдбери.

Я хотел читать. Читать то, что открывало мне глаза на окружающий мир, выворачивая и его, и меня наизнанку. Больше у Инги книг не было, однако она сказала, что сведёт меня с одним своим знакомым, который периодически сможет одалживать мне книги. Звали его Март, и работал он... хм... уборщиком в метрополитене.

Наше знакомство там же, под землёй, и состоялось, когда Март - высокий, жилистый тип с тёмными и вьющимися, спадающими на плечи волосами - гонял по станции имени Ясера Арафата поломоечный аппарат.

- Привет, Март, это Гек, я тебе о нём рассказывала, - сказала Инга, представляя нас друг другу.