Манзовская война. Дальний восток. 1868 г.

По словам Петровича: «Ночью 7-го числа показалась в бухте лодка: часовой, подпустивши её на ружейный выстрел, окликнул. Один из ехавших ответил по-русски, что послано двое манз для переговоров со мною, что на это уполномочен правителем манз он — манза Ли. На вопрос часового, от какого правителя, Ли отвечал приблизительно так: «Это от того, кого русские называют главным старшиною; правитель имеет такие же преимущества и значение, как правитель г[орода] Хунчуна, и ему подчиняются все манзы от Посьета до гавани Св[ятого] Владимира и по р[еке] Уссури». На другой вопрос, что же ему нужно от русского начальника, манза отвечал: «Правитель требует его к себе на р[еку] Сучан; ему не будет худо; не поедет же, так пришлют за ним солдат с унтер-офицером и увезут его». Во время этих разговоров часового с манзою Ли, вышли к ним из постового дома другие солдаты, знавшие Ли ещё в Посьете, где он торговал уже с давнего времени, и спросили, где же русские солдаты и отчего они не вернулись. Ли отвечал: «Правитель испугался вооружённых людей и приказал связать их, чтобы они не обижали манз; но им хорошо, у манз их никто не бил; когда же отпустят, не знаю». После окончательного ответа, что я не поеду на р[еку] Сучан, приехавшие манзы отправились обратно. На случай вторичного посещения манз, я приказал людям отвечать, что русский начальник отправился в пост «Стрелок» за солдатами.

Действительно, в ту же ночь опять приехал Ли с двумя манзами, говоря, что он прислан с двумя этими манзовскими унтер-офицерами, чтобы взять меня, но, услышав от солдат, что я ушёл в «Стрелок», обыскали дом и не нашедши меня стали говорить солдатам, что худо сделал я, что ушёл — нужно помириться непременно с правителем; русские же солдаты тогда будут освобождены, если я дам обещание правителю, что манзы будут управляться своими законами, и вполне признаю независимыми от русских. Мои люди отвечали, что они не знают этих дел, что солдаты не виноваты, исполняя приказание своего начальства и лучше бы их отпустить теперь же, а когда я приеду обратно, то требование правителя мне передастся. Тогда Ли сказал, что солдат, пожалуй, может быть и выпустят, но чтобы я непременно приехал к правителю сам; затем, спросив, когда я вернусь из «Стрелка», манзы уехали.

8-го числа утром приехали ко мне верхом из русской деревни двое крестьян; они передали мне, что их послали крестьяне справиться, живы ли мы, потому что вчерашнего числа посланы были с манзою Ли из д[еревни] Ха-ни-хэ-дза 25 манз, вооружённых ружьями, копьями, чтобы захватить меня; засада эта была устроена в той фанзе, где я жил раньше, на случай, если бы я согласился на предложение Ли и отправился к правителю манз на р[еку] Сучан. Крестьяне говорили, что встретили их уже возвращающихся обратно. Когда манзы обезоружили посланных мною людей, вечером того же дня эти два крестьянина ходили в д[еревню] Ха-ни-хэ-дзу справляться, что сделали манзы с русскими; так как оба они молоды и на вид мальчики, то манзы, гонявшие сначала их из входа в деревню, склонились, наконец, на их просьбу посмотреть на русских хоть издали и привели в фанзу, где они были заключены. По словам крестьян, все солдаты получили сильные ушибы, были связаны, а рядовой Ефимов привязан к столбу и под сильным караулом; из крестьян сильно избит один так, что голова и лицо опухли. Убежали от манз ещё двое солдат и двое крестьян; из последних один так сильно избит, что лежит без движения. Остались у манз три солдата, двое крестьян и три поселенца»⁷².

Известие о том, что участковый начальник отправился в пост Стрелок, оказало должное воздействие на Ю-хая, боявшегося возмездия. Днём 8 декабря русских пленников развязали и накормили, а ночью отпустили по домам. Правда, их ружья главный старшина оставил у себя, намереваясь отдать Петровичу только в том случае, если он исполнит его требования и не донесёт вышестоящему начальству. 10 декабря все солдаты вернулись в пост. Тем временем, подполковник Дьяченко, находившийся в посту Раздольном, получил тревожную весть от Петровича и, отправив соответствующую телеграмму Фуругельму, приступил к формированию отряда для похода на Сучан. Исполняя поступившее от губернатора приказание восстановить должный порядок, не останавливаясь перед применением оружия, подполковник 24 декабря выступил из Раздольного во главе роты 3-го Восточно-сибирского батальона: 120 человек при двух горных орудиях, взятых во Владивостоке⁷³.