Мао Цзэдун

В 1951 году началось обсуждение кинофильма «Жизнь У Сюня» о конфуцианском просветителе XIX века, переросшее в кампанию против некоммунистической интеллигенции. Фильм не понравился Цзян Цин, заявившей: «Как же мы можем восхвалять У Сюня, ставшего богатым человеком, если наша цель – свергнуть помещиков, похоронить конфуцианских ученых и отбросить реформистское утверждение о том, что с помощью образования можно разрешить классовые противоречия и достичь успеха в обществе и политике!»[212] Жена Мао была уверена, что образование само по себе классовых противоречий не устраняет.

Осуждение фильма очень скоро переросло в осуждение всякого инакомыслия. Можно сказать, что Мао начал осуществлять проект по введению единомыслия в Китае. В том же 1951 году началась очередная чистка компартии. К 1953 году из партии был исключен каждый десятый ее член.

Лю Шаоци и Чжоу Эньлай, в отличие от Мао, продолжали говорить о «новодемократическом государстве», «новодемократическом строительстве» и т. п. Имитацией «новодемократического курса», как для внешнего, так и для внутреннего потребления, служил Народной политический консультативный совет Китая (НПКСК), основанный на базе единого фронта КПК и марионеточных партий. Он был созван компартией в Пекине в конце сентября 1949 года, и Мао был избран его председателем. Формально НПКСК играл роль Учредительного собрания, и все новые органы власти формировались от его имени. Фактически же НПКСК был чистой воды декорацией, так как 8 марионеточных партий и организаций, подчинившихся коммунистам, никакой самостоятельной роли играли. К тому же армия находилась под полным контролем КПК.

Весной 1951 года партийные руководители провинции Шаньси предложили ускорить кооперирование деревни. Лю Шаоци в ответ в июле 1951 года разослал от имени ЦК документ, где предложение шаньсийцев назвал «ошибочной, опасной, утопической идеей аграрного социализма». Но Мао два месяца спустя дезавуировал этот документ[213].

Советский дипломат О.Б. Рахманин вспоминал: «19 ноября 1957 г. Мао Цзэдун в моем присутствии говорил: Сталин считал, что он (Мао Цзэдун), «хотя и коммунист, но настроен националистически», и «высказывал опасение, что рецидивы национализма в Китае могут дать опасные результаты». «Сталин нас подозревал, у него над нами стоял вопросительный знак»»[214].

На Всекитайском совещании по вопросам финансово-экономической работы в Пекине с 14 июня по 12 августа 1953 года были подвергнуты те лидеры партии, которые пытались проводить в жизнь некоторые элементы «новой демократии», и в том числе сохранить условия для развития частного капитала. На заседании Политбюро ЦК 15 июня 1953 года Мао подверг критике Лю Шаоци и его единомышленников: «Есть и такие, которые после победы демократической революции топчутся на одном месте. Они не понимают, что характер революции изменился, и вместо социалистических преобразований продолжают заниматься “новой демократией”. А это порождает правоуклонистские ошибки»[215].

На совещании Лю Шаоци, Дэн Сяопин и министр финансов Бо Ибо, автор налогового законодательства, уравнивающего государственные и частные предприятия, вынуждены были выступить с покаянными речами. Чжоу Эньлай поддержал Мао и обвинил Бо Ибо в «неискренности по отношению к партии»[216]. На совещании по вопросам финансово-экономической работы была утверждена новая генеральная линия на построение социализма. 15 июня на Политбюро Мао заявил: «Генеральная линия и генеральная задача партии в переходный период состоит в том, чтобы в течение 10–15 лет или немногим больше завершить в основном индустриализацию страны и социалистическое преобразование сельского хозяйства, кустарной промышленности, капиталистической промышленности и торговли»[217].

На похороны Сталина Мао не поехал. Возможно, потому, что незадолго до смерти Сталина сотрудники МГБ, работавшие в Пекине, с помощью своей агентуры установили микрофоны в спальне и некоторых других комнатах резиденции Мао. Когда подслушивающие устройства обнаружили, Мао послал Сталину ноту протеста. В ответ генералиссимус, изобразив святую невинность, заявил, что ни сном ни духом не ведал, как нехорошо ведут себя в Китае некоторые сотрудники МГБ! Но извинения все-таки принес[218].