Мао Цзэдун

В некоторых провинциях вымирали целые деревни. Вот что сообщает один из врачей, посетивших западную часть Ганьсу в составе группы инспекторов, обследовавших ситуацию: «Рано утром мы подошли к большой деревне, но не обнаружили ни малейших признаков жизни ни в одной из жалких грязных лачуг. Мы заметили только несколько человек, которые были так слабы, что с трудом могли просить милостыню. Начальник нашей команды стал кричать: „Жители! Выходите! Председатель Мао и коммунистическая партия прислали врачей, чтобы спасти вас!“ Но кричать ему пришлось долго. Наконец те, кто был еще жив, выползли из домов. Впечатление они производили ужасное и, если бы упали наземь, вряд ли смогли вновь подняться. Наша команда находила одну груду трупов за другой. Я толкнул дверь в какую-то хижину и вынужден был отпрянуть из-за запаха. Изнутри жилища раздался слабый стон, и я увидел двух или трех человек, неподвижно лежавших на кане. Впереди лежал старик и одной рукой указывал мне на что-то. Вместе с ним лежала женщина, которая давно уже была мертва. Это ее разлагавшееся тело издавало столь сильный запах. Рука старика указывала на тело ребенка, конечности которого были вытянуты, а рот широко открыт. Казалось, дитя кричит, но на самом деле оно было уже мертво в течение нескольких дней»⁵.

Не менее ужасающей была ситуация в юго-восточной Фуцзяни. «Мы были так слабы, что не могли работать, — вспоминает один из местных жителей. — …А вскоре умер мой брат. Я до сих пор помню, как он выглядел накануне смерти. Он, был уже слишком слаб и не мог ходить. Он лежал на кровати, шепча одно слово: „Есть, есть, есть“. Он продолжал стонать до самой кончины. Поняв, что он умер, отец и мать выскочили из дома. Моя мама была ошеломлена и убита, она не знала, что делать»⁶.

«Неужели Председатель Мао даст нам [всем] умереть с голоду?» — вопрошали члены «коммун» в письмах сыновьям, служившим в армии⁷. Кое-где люди стали восставать, нападать на железнодорожные составы с зерном, амбары и зернохранилища, часто под водительством партийных секретарей. В других местах деревенские «коммунары» ударились в бега. Особенно мощным был поток беженцев в города, где, как наивно полагали крестьяне, люди объедались рисом и мясом. В 1958–1961 годах примерно миллион человек мигрировал из деревень Аньхоя, 1,5 миллиона — из «народных коммун» Хунани, 1600 тысяч — из сел Шаньдуна. Всего же в исходе приняли участие более 10 миллионов человек. Не все из них, правда, смогли добраться до городов. Многие умерли по дороге, голодные и обессиленные. «Весь путь из нашей деревни в соседний город был устлан трупами, — вспоминает житель северо-востока Китая, — и изо всех придорожных рвов доносились пронзительные вопли. Повернув голову на эти крики, можно было увидеть головы брошенных детей. Многие родители думали, что у их чад будет лучший шанс выжить, если их кто-нибудь подберет. Рвы были достаточно глубокими, так что дети не могли из них выбраться, но их было хорошо видно с дороги, и некоторые прохожие могли и впрямь кого-нибудь подобрать»⁸.

Но и в городах, в том числе в столице, ситуация была не лучше. Один из пекинцев рассказывает: «Достать что-либо было крайне трудно. Но как-то раз мы с подругой раздобыли немного сахара. Так хотелось его тут же съесть. Однако, полюбовавшись на сладкие кусочки, решили отнести их нашему коллеге. Он был настолько плох, что его поместили в госпиталь. Хотя и там кормить его было нечем. Как же он обрадовался, когда мы протянули ему слипшийся сахар! Но съесть его не успел. Просто улыбнулся и умер»⁹.

Даже за стенами Чжуннаньхая стал ощущаться голод. «Наш рацион сократили до шестнадцати фунтов зерна в месяц, — вспоминает личный врач Мао. — Мяса, яиц и растительного масла невозможно было достать. Нам позволяли покупать овощи на рынке, но и там их продавалось немного. Некоторые организовывали экспедиции для охоты на диких козлов, но скоро и козлы исчезли… Наши желудки всегда были полупустыми»¹⁰.

Со всеми вместе решил поголодать и Мао: он перестал есть мясо. «Все голодают, — говорил он людям из своего окружения. — В этих условиях я не могу есть мясо». Стоически переносили трудности и другие лидеры партии. Чжоу Эньлай тоже отказался от мяса, а заодно и от яиц, сократив при этом свое потребление риса до семи килограммов в месяц. Многие партийные руководители вместе с женами начали выращивать овощи прямо во внутренних двориках своих роскошных особняков, ездить за город собирать дикие травы и съедобные коренья, пить чай из листьев. Но это, конечно, ничуть не ослабило проблему голода в стране.

А тут еще из-за обострившихся межпартийных отношений Хрущев принял решение отозвать из Китая всех советских специалистов! Более тяжелого и безжалостного удара голодной стране он нанести не мог! Впрочем, от Хрущева можно было этого ожидать. Он ведь только казался хлебосольным весельчаком, а жесток был не меньше Сталина!